style="font-size:15px;"> – Отделение! Че за морды кислые? Команды киснуть не было! Отставить! Раз-два!
Мы с мамой слушались ее, как умели. Но тетя Инга никогда не была довольна нашей боевой подготовкой. А Пушок вообще не понимал никаких человеческих слов: ему что налево, что направо, что шагом марш – ничего святого. Сидя на кухне, искрящаяся и переливающаяся тетя Инга обычно курила и ругала на чем свет стоит абсолютно все и всех, начиная от кассирш в магазине и заканчивая новогодней елкой на площади.
– Нет! Ты видела, елку поставили в центре площади? (драматическая пауза). И гирлянду повесили!!! (еще более драматическая пауза). Нет! Ну могли бы уж сразу сигнальные огни зажечь! Пусть уж нас из космоса будет видно! Елка! Гирлянда!!!!
Мама трагически качала головой и прятала улыбку.
– Нет! Ты видела? В магазинах продавщицы ни бе ни ме! Я ей грю по-нормальному «Кругом!», а она лупышами хлопает и стоит. А у нее сзади картошка рассыпалась. И не видит, бестолочь. Нет, ну народ вообще человеческого языка не понимает. Как жить-то? А?
Мама отворачивалась к плите, и делая вид, что ставит чайник, сотрясалась всем телом. Тетя Инга, высказав тревоги относительно судеб мира, уходила, а папа приходил и спрашивал:
– Клопов что ль тут травили? Навоняли-то.
Когда мы бывали в гостях у тети Инги, то, как правило, слепли от султанского убранства ее дома и глохли от команд, издаваемых тремя генералами на плацу.
Однажды тетя Инга притащила к нам сверток и торжественно отрапортовала с порога:
– Надюха! Отставить ходить, как мымра! Равняйсь на современную моду! Раз-два! Я тебе джинсы достала.
Мы с мамой всполошились при этих словах. Я – потому что подумала, что тетя Инга принесла джина. А мама, видимо, по своим причинам. Когда тетя Инга с торжественным видом разложила на диване какие-то синие штаны, я издала вздох разочарования, а мама – восхищения.
– Ой, не знаю, – лепетала мама, – я в штанах-то и не ходила никогда.
– Отатавить быть нюхлей! Равнение на красоту! Раз-два! Шагом марш примерять!
Мама нерешительно натянула на себя джинсы, а я по-тихоньку их потерла на всякий случай – а вдруг. Тетя Инга была очень довольна.
– Надюха! Так держать! Отставить вертеться! Смиррна! Ты прекрасна! Скажи, салага?
Салага (это я) была не совсем уверена, что это ее мама, и всхлипнула. Но тетя Инга рявкнула, что команды реветь не было. Тут пришел папа. Я побежала к нему с радостным воплем:
– Папаа! Тетя Инга джина принесла! И маму в него нарядила! Пойдем ее потрем!
Папа нерешительно заглянул в комнату и, увидев маму в джинсах, сумел вымолвить только исчерпывающее:
– Епт!
Тетя Инга хлопнула папу по плечу:
– Так точно! Отделение! Вольно! Так! Инга Батьковна! Разойдись! Шагом марш! Раз-два!
Человек-праздник умаршировал восвояси. А наше отделение осталось изъясняться исключительно человеческим языком, используя преимущественно междометия и экспрессивные восклицания.
Я,
