было спокойно идти домой (не виновата же я, что они меня не подождали со своими уроками). Но ветру лучше об этом не знать, а то совсем обленится.
Когда же было ветрено, то я вваливалась в класс посреди уроков заснеженным сугробом.
Да, спорт меня совершенно не интересовал, и я не интересовала спорт. Но, когда ко мне подошла моя одноклассница Анька и спросила, не хочу ли я поехать на тринадцати километровую лыжню, которую проложили в лесу для безумных лыжников, каждую зиму истязавших себя лыжами в наших лесах, я, даже не раздумывая, сразу согласилась. Анька спросила, а я ответила, потому что я завидовала ей, а она завидовала мне. И наша черная зависть свела нас крепче самой крепкой дружбы.
Я уважала Аньку за то, что она познала жизнь. А завидовала, потому что она была, по словам взрослых, «из неблагополучной семьи». Анька могла гулять на улице сколько угодно, хоть до утра, никто ее не звал с балкона, как остальных детей, никто не искал, когда она не приходила к девяти часам вечера, – не это ли счастье? Она могла ходить в любой одежде, в какой захочет, даже без шапки в мороз, или в кедах по снегу. Да, повезло, не то что мне, которую закутывали в шубы-шапки-шарфы, а мама еще и вязала мне шерстяные штаны. Анька могла есть что хочет, а могла и не есть вообще, никто не заставлял ее три раза в день принимать питательную и калорийную пищу, а я уже совсем замучилась со своими родителями.
Однажды я все это высказала маме в ответ на ее неправомерные требования непременно носить шапку, когда на улице минус тридцать. Даже если на календаре 1 марта. 1 марта, товарищи!!! Весна!!! А мама говорит:
– Ты почему без шапки?
Ну как объяснить человеку? Но я пытаюсь:
– Так первое марта же.
Но у взрослых с логическими выводами вообще туго, поэтому мама, как всегда, не поняла:
– И дальше что????
Уфф! Даже ангельскому терпению приходит конец и я в гневе взываю к справедливости – почему некоторым можно все, пока другие мучаются и страдают!
Мама, узнав, что на свете есть ребенок, который ходит, где хочет, ест что хочет, и гуляет зимой без шапок, видимо, не могла жить спокойно, пока не лишит этого ребенка его счастья. Она долго смотрела на меня и вместо того, чтобы продолжить ругаться, тихо сказала:
– Приведи к нам эту девочку.
Эх, сдала я тебя, Анька, сдала. Теперь и тебе житья не дадут.
Анька, надувшись, выслушала предложение прийти в гости и настороженно согласилась. Когда она появилась на пороге нашей квартиры, мои невозможные родители налетели на нее, как вороны на голубку, приглашая за стол. Пока Анька, исподлобья разглядывая всех нас, вкушала картошку, мама зашивала ее рваную куртку, украдкой вытирая слезу. А я сочувственно шепнула Аньке:
– Ну все, держись, подруга.
Уходя от нас, притихшая и объевшаяся Анька, со злостью сказала:
– У тебя самые лучшие в мире родители! Особенно папа, он самый классный. Даже не дерется.
Я
