чудом, но сейчас всё было не важно. Я стоял, прижав дочь к себе, и только лишь шептал: «Ты, ты, ты…»
Она заплакала. Я не видел слез, но почувствовал, как вздрогнул и подкосился в них сон. Всё поплыло, опрозрачнилось и затем испарилось. Я почувствовал, как медленно парю обратно в лодку. Настолько медленно, что уснул снова, никого не встретив на этот раз.
Небо странным образом плыло вниз и одновременно навстречу мне, когда я открыл глаза. Все координаты куда-то исчезли, растворились в движении, и мне понадобилось время, прежде чем я сообразил, что лежу в лодке, запрокинув голову вверх, а сама лодка так ладно идет вперед, что плавный ход ее был совершенно не ощутим. Но если с лодкой я всё понял, то вот небо… Кто-то надрезал его лакированный резиновый бок, и теперь оно медленно сцеживало изнутри звезды, которые разлетались и опускались вокруг как снег.
– Это снег? Или это смерть?
Лодка остановилась.
– Это свет, – ответил Проводник и помог мне подняться.
Я осмотрелся.
Пейзаж вокруг стал другим. Он высеребрился, обрел плавность и какую-то едва уловимую гармонию. С неба действительно шел снег. Одна звезда затмила всё и наэлектризованно искрилась, опадая мерцающими крупицами вниз. Едва я увидел ее, как всё вспомнил.
– Ты знал? – спросил я Проводника.
– Знал что?
– Что там моя дочь.
Проводник слегка удивился.
– Душа моя, то, что ты видишь там, видишь только ты. Эти люди живы и непроницаемы для меня. Они еще с той стороны. А разве ты не знал, что там есть твоя дочь?
Пришлось рассказать и про сон, и про ту, кому он снился, и про то, почему я не знал ее.
– Так нам просто повезло? – спросил я, закончив пояснения.
– Если ты считаешь везением то, что твоя дочь не желала знать тебя всю жизнь и лишь после смерти всплакнула по отцу, – что ж, тогда да, нам повезло.
Тон Проводника был внезапно суров. Я почувствовал, будто мне по щеке влепили хлыстом. Проводник словно сунул руку в пульсирующее любовью сердце, извлек из него черный грех и взвесил его прямо перед моим лицом.
– Она… она любит меня! – попытался я объяснить его неправоту.
– А любишь ли ее ты?
– Ну конечно!
Проводник покачал головой.
– Смерть – это работа. И любовь – это работа. То, что мы сделали сейчас, – Проводник нагнулся, зачерпнул белый пух с земли и растер его в кулаке, – это как воровство у слепого.
– Так разве не тем же самым мы занимались в последнее время? – закричал вдруг я.
Проводник остановился.
– Послушай, каждый человек, что распахивал для тебя свои сны, знал тебя лично. В жизни он что-то давал тебе, получая что-то взамен. Этот баланс был положителен для вас обоих, и, наверно, ты оставил добрую память о себе, потому что иначе вот эта тяжелая черная шайба неба медленно придавила бы
