тоскливо, я не хотел расставаться вот так, но:
– Вещь тяжелее слова. Слово тяжелее мысли, – шепнул мне в ухо Проводник.
Зрительный фокус уцепился за бриллиантовую точку, и через секунду слабое мерцание разлилось в потоки света. Мое внимание скользнуло по ним, и звезда распахнулась новым сном.
Во сне шел дождь. Он показался мне таким живым и теплым, что хотелось просто стоять под ним вечно. Капли смывали боль и усталость, дождь был сосредоточен в своей работе, и тем был осмысленен. Кажется, Проводник был прав – здесь в любом случае было лучше, чем в том месте, где я его оставил. Но едва я вспомнил про Проводника, как вмешалась совесть. Я не мог бросить его там. Я понимал, что мое возвращение ничего не поменяло бы в наших судьбах и даже, скорее всего, разозлило бы Проводника, – но не мог оставаться здесь. Глупое чувство долга – по сути, примитивная плеть стадного чувства – оказалось сильнее здравого смысла. Я злился, пытался заставить себя думать рационально – но было поздно. В дождь словно что-то успели подмешать, подменить состав, и теперь я чувствовал лишь вязкую сырость вокруг.
Надо было найти того, кому принадлежал этот сон, выскочить, напугать, хлопнуть в ладоши – и вырвать из него вспышку испуга, чтобы возвратиться с ней вниз и проползти еще несколько шагов. Мы поборемся! Мы еще поборемся!
Но никого вокруг не было.
Пространство сна раскрывалось в новые тоннели, дождь сплелся в лес, лес слился в длинный дом, а я всё шел по нему и не мог никого найти.
Внезапная догадка мелькнула у меня в голове.
Что если это был мой сон?
В голове у меня словно разбили бильярдную пирамиду, и шары мыслей разлетелись в разные стороны.
Ведь если этот сон был моим, то значит, что я… не умер? И весь навалившийся на меня душный ад был просто бредом, эхом борьбы за жизнь? И, наверно, я выкарабкался, раз это эхо само отпустило меня? Осталось лишь проснуться, проснуться! Ну же, дружочек, сделай усилие, разбуди себя, открой глаза, встань и иди!
Мое возбуждение нарастало вместе с лестничными пролетами, которые я машинально покорял. Я взбирался вверх, что-то ища – выход, вход, не важно – как это часто бывает, когда ум подчиняется сну. И я перешел в это подчинение незаметно, ведь всё равно это был мой сон! Я следовал его прихотям – но парадоксальным образом, будучи рабом этого мира, я был на самом деле его хозяином. Я мог проснуться и отменить его!
В таком воодушевлении я взобрался на последний этаж. Лестница вывела в коридор, отдаленно напоминающий – да! да! – обветшалый коридор моего центра – того, где в действительности я никогда не лежал. Справа и слева было множество дверей, но я знал, что все они закрыты и что мне надо дойти до последней двери. И вот я дошел наконец до нее и распахнул.
В комнате шел дождь.
Вернее, он шел за окном, но странным образом незримо он шел и внутри. И пожалуй, внутри он лил сильнее. Его невидимое напряжение струй осязаемо вело в конец комнаты. Там, глядя в окно с настоящим дождем, стояла девушка.
Окно,
