год и ни разу еще не слышал такого странного имени, иначе бы точно запомнил его. И его улыбку. А ведь он понимает, что улыбается жалкому крестьянину! Или же он себя заставляет это делать? Зачем? Может, чтобы надо мной посмеяться?
– Не нужно… Заставлять себя… – начал я, чувствуя как ослабевает мой голос.
– Что?
– Не нужно… заставлять себя… Мне улыбаться, – сокрушенно прошептал я и, развернувшись, пошел прочь.
И почему он так жесток? Ведь он сегодня уже видел смешную сцену с избиением крестьянина, неужели захотелось еще?
Я закусил губу и почти выбежал из Аббатства. Холодный воздух ударил мне в лицо, и я глубоко вдохнул его. Ничего. Все образуется. Я привыкну и к этому… А сейчас у меня другая задача. Я должен залечить свой порез. Когда снял с себя бинты год назад, я внимательно рассмотрел растение, которое лечило меня. У него были большие круглые листья, а временами попадались странные колосья, больше всего напоминавшие несозревшую пшеницу. Пшеница…
Несмотря ни на что, я скучал по полю, я всегда любовался им, когда выходил на пастбище. Необъятное, еще зеленеющее море от дуновения ветерка призывно шумело и волнами манило к себе… Но я никогда не мог подойти к нему… Но сейчас, когда я направился в поле, мое сердце радостно забилось в ожидании долгожданной встречи. Я почти влетел в шумный золотисто-зеленый океан колосьев и с наслаждением вдохнул сладковатый воздух… Хорошо… Я расставил руки и поднял голову к небу, пытаясь впитать в себя весь запах этого маленького мира… Моего мира! Холодный ветер играл моими волосами, и я наслаждался этим мгновением. Боже, как же хочется, чтобы этот день никогда уже не заканчивался! Но резкая боль прервала мои мечты. Ветер лезвием скользнул по раненой щеке, и я, скривившись и снова прижав руку к щеке, двинулся дальше. Сейчас у меня другая цель. Я должен найти то растение, иначе мне не выжить.
Я двигался по полю, в безумной надежде отыскать это целебное растение. По счастью, было лето и скорее всего растение должно быть где-то неподалеку…
Касание…
А-ах, плечо! Как больно! Я обернулся и увидел запыхавшегося Одо. Тот согнулся и уперся рукой в колено, пытаясь восстановить дыхание.
– Как же… Ты быстро… Ходишь… – глубоко дыша, произнес Одо и, подняв голову, улыбнулся.
Я удивленно смотрел на эту улыбку и никак понять не мог, зачем ему все это?
– Ты… не понимаешь, Петр. Поверь, я тебе улыбаюсь не потому что себя заставляю, а потому что хочу, – отдышавшись и отпустив мое плечо, выговорил Одо.
Что? Он хочет мне улыбаться? Быть такого не может! Кто ж будет улыбаться бесполезному слуге?
– Но… Почему? Я же…
– Да, ты крестьянин, – перебил меня Одо, не переставая улыбаться, – но помни, хоть мы и не равны, мы все еще люди.
Люди… Не может быть! Я же обычная рабочая сила! Я домашний скот, как он может видеть во мне человека? Зачем так глупо врать?
– Зачем вам это?
– Что?
– Что
