мне руку.
– И что же, – великий князь усмехнулся с сарказмом, недоверчиво, – подчинилась вам ваша расчудесная жена?
Картайкин рассмеялся горьким полупьяным смехом.
– А как же! Подчинилась! Ха! – успокоившись, он вытер мокрые глаза, икнул. Нехотя подцепил кусок севрюги вилочкой. – Какое-то время она вела себя тихо. Потом же потихоньку стала превращаться в фурию. Гоняла без вины прислугу, кричала, побила почти всю посуду в доме как-то… Пару раз. Срывалась и на Оленьке. Позже затихла и как будто успокоилась. Ну а потом…
Он закрыл лицо руками.
– Боже мой, как это стыдно! Ну а потом… Потом мою супругу, дворянку госпожу Картайкину, заметили за завтраком у Рейтера.
Михаил Павлович не нашёлся что сказать, только отвёл глаза. В столице знали, что на завтраки в такие заведения съезжаются женщины полусвета, содержанки, подыскивающие для себя богатого клиента. Кафе Рейтера на Морской обычно посещали деловые люди – промышленники и купцы.
– Её узнал один из старых знакомых Никанора Матвеевича. Почтенный господин сначала глазам своим не поверил. Он бы решил, что обознался, да и успокоился. Только она, увидевши его, тут же сбежала. Вот так. Ждать и надеяться на лучшее в таких обстоятельствах было бессмысленно.
– Но что же вы сделали? – полюбопытствовал великий князь осторожно.
– Порядочный муж немедленно убил бы!
– Не буду спорить…
– Я про этот позор узнал со слов тестя. Он сам и принимал решение. Мы отправили Антонину в клинику для душевнобольных. Подальше – в Швейцарию, за границу.
– Что ж, в таких обстоятельствах решение правильное.
– Возможно. Только долго она там не пробыла. Спустя несколько месяцев мы получили письмо от её лечащего доктора. Антонина сбежала вместе с другим пациентом – поэтом, лечившимся от мании самоубийства.
Иван Евграфович пожал плечами.
– Всё что мне оставалось – только искренне сочувствовать несчастному поэту.
Это казалось несколько неделикатным, однако Михаил Павлович после последних слов Картайкина, не удержавшись, засмеялся. Тот же нисколько не обиделся и поддержал его. А посмеявшись, оба почувствовали себя чуточку легче.
– Но ведь на этом ваша история ещё не закончилась?
– Увы, это так. С вашего позволения, я продолжу… Я тогда не впал в отчаяние. Я не имел права впасть в отчаяние. Ведь со мной была Оленька. Несчастный ребенок, брошенный матерью. Всё, что оставалось у неё теперь, все, на кого она могла положиться, были её дед и я. Так что я просто смирился с судьбой и старался быть хорошим отцом моей девочке. Никанор Матвеевич навещал нас.
И вот, однажды он завел со мной вот какой разговор.
– Вы знаете, что я вдовец. Но вы никогда не спрашивали меня, что стало с моей женой, матерью Антонины. Мне кажется, вам теперь должно знать про это.
– И
