порхала повсюду как яркая бабочка. Нет, пожалуй, не бабочка, – стрекоза.
– Светская жизнь для неопытных душ – большой соблазн… Люди искушенные относятся к этому ровно, а пресытившись, уже стараются по возможности избегать. Есть более осмысленные и полезные занятия для человека, нежели рауты и журфиксы.
– Какое вы точное слово употребили – пресытившись. Я ведь сначала на то и рассчитывал. Я думал, надо малость потерпеть и надоест ей всё это, наскучит. «Пресытившись»… Поначалу она вела себя будто голодная, но войдя во вкус, уже не могла обуздать этот свой аппетит. И ей хотелось всё большего…
Он обреченно вздохнул.
– Первую измену я сразу распознал. Распознал, правда, после – по признакам раскаяния. Это как если после пьяного угара сошёл с человека весь хмель – и стыдно стало перед близкими, и испугался сам своей пагубной слабости. С ней так и было. Однажды Антонина не вышла к ужину, а зайдя к ней, я застал её в слезах. Взглянула она на меня испуганно… Со следующего дня для всех визитеров Антонина сказалась больной и снова превратилась в домоседку, взялась за доченьку. Мне же… Мне принялась угождать всячески. Иногда даже и руки бросалась целовать. Страдала Антонина сильно, не притворно. Я всё понимал, конечно. Я тоже страдал, но вида не показывал. Мне было жаль её. И в то же время я радовался про себя, надеясь, что Тонюшка одумалась и жизнь наша снова станет прежней. А только рано успокоился. Хватило нашего семейного благополучия примерно на полгода.
Руки у Картайкина заметно подрагивали, он сжал их в кулаки и с чувством ударил по столу.
– Потом, как я предполагаю, она кого-то из своих знакомых случайно встретила. И сорвалась. А дальше – омут. Время раскаяния становилось всё короче, слёз проливалось всё меньше. Этот омут затягивал её. На службе, за моей спиною вовсю судачили. Сплетни дошли уже до моих родственников. Я не знал, что делать. Мне было стыдно, больно. Но я действительно не представлял себе, что делать. Стреляться? Но с кем и зачем? И что будет с Оленькой? Говорить с Антониною? Как и о чем, ежели в ответ на мои вопросы она только смеялась. Она смеялась надо мной! И я терпел. Я молчал и терпел несколько лет. До того дня, пока меня не посетил один из давнишних жильцов, снимавший в нашем доме хорошую квартиру. И я узнал, что супруга моя потребовала от него оплатить вперед значительную сумму, что для среднего чиновника с семьёй затруднительно. Я извинился и успокоил его. Утром я вынужден был твердо говорить с супругой. Я потребовал объяснений. Объяснений не получил, но получил хотя бы обещание более не донимать жильцов такими просьбами. А некоторое время спустя мне принесли неоплаченный вексель за подписью Антонины. Супруга промотала свои деньги и наделала долгов.
– Наряды? Драгоценности?
Чиновник тяжело вздохнул.
– К тому же какой-нибудь нищий молодой офицер. Бедный, но страстный любовник.
Он обтёр мокрый лоб салфеткой и приложился к стопочке.
– Тот долг был не слишком
