не намерена была произносить речи в свою защиту. Хотя могла бы сказать, что мое происхождение вполне устроило отца Генриха, который годами зарился на наши земли и с радостью ухватился за мое приданое и щедрые посулы дяди, папы римского.
– Воистину так, – сказала я вместо этого. – Это великая честь.
Он помолчал, воинственно выпятив грудь и выставив челюсть, напоминая при этом бойцового петушка.
– Разумеется, я не ставлю тебе в вину скромность твоего происхождения. Уверен, что ты предпочла бы остаться в Италии, среди родных и соотечественников.
Я промолчала, ни за что на свете не желая признаться, сколь мало родного осталось у меня на родине.
– К тому же мне сказали, что из-за этого не стоит спорить, – продолжал Генрих, явно сочтя мое молчание признаком согласия. – Если мы сделаем все, как должно, то в надлежащее время научимся жить как муж и жена.
Воистину, это была ночь откровений. Мне еще не исполнилось пятнадцати, но даже я знала, что успех брака ничуть не зависит от личных предпочтений. Брак между людьми, чужими друг другу, – совершенно обычное явление. Уж если прочие женщины способны пережить расхождение во взглядах, стало быть, смогу и я.
Я молча кивнула. Удовлетворенный Генрих задул свечу и забрался под одеяла.
– Доброй ночи, – пробормотал он, повернувшись ко мне спиной.
И почти сразу же задышал глубоко и ровно, размеренно похрапывая. Так засыпают изрядно потрудившиеся люди; можно сказать, что в некотором отношении Генриху тоже пришлось изрядно потрудиться.
Я же долго лежала без сна, неотрывно глядя в безжизненную темноту полога.
Глава 7
Из Марселя мы отправились в долину Луары, в самое сердце Франции.
Окруженная смеющимися мужчинами в облегающих бархатных нарядах и дерзкими дамами с щедро разукрашенными лицами, в сопровождении сотен повозок с грудами мебели, посуды, ковров и гобеленов – всего, что могло понадобиться двору, – я пребывала в священном трепете. В Италии я не видела ничего подобного этому экстравагантному двору, который передвигался по дорогам, словно гигантская многоцветная змея, обрамленная несуразным множеством прислуги и лающих собак. В самом центре этой «змеи» неизменно пребывал король в окружении свиты. Частенько я замечала рядом с ним поразительно красивую даму в зеленом атласе; ее точеную шею обвивали сверкающие бриллиантовые нити, а рука ее касалась руки Франциска с небрежностью, выдававшей интимную близость. Эту даму мне не представляли, но я догадалась, что она фаворитка короля. И тут же вспомнила невозмутимую испанку Элеонору, которая чопорно распрощалась со мной в Марселе и убыла в другом направлении вместе с собственной свитой.
Земли, по которым путешествовал двор, также поразили мое воображение своей обширностью – по сравнению с ними Италия смахивала на высохший рыбий хребет. Взору моему представали изобильные равнины, осененные лазурным куполом ясного неба; величественные леса, простиравшиеся
