под присмотром в любое время.
От перебора с таблетками Яня не совсем понимала, что происходит. Она почувствовала неловкость, затем испытала смешливость из-за того, что ей было неловко. Мать в недоумении открыла рот, размахнулась и ударила дочь по лицу.
– Придёт горе твоему смеху, – делая паузу между словами, произнесла мать.
– Мам, не надо, – лицо девушки печально вытянулось.
Возможно, если бы в тот момент мать с дочерью знали, что это их последняя встреча и после похорон их отношения окончательно расстроятся и охладеют, то они бы не были так бессердечны друг другу. Но на деле мать вытолкнула дочь из квартиры, а Яня так и не смогла объяснить своё поведение.
РЕКЛАМА
Молодой врач тянется к аптечной полке, в его заострённой позе читается:
– Ты думаешь, что таблетками ты облегчаешь себе жизнь. Как бы не так. Твой кайф сегодня будет казаться уродством завтра. Но и завтра – тоже обман, иллюзия исчезнет уже через неделю, но как ты сможешь не употреблять целую неделю. Нет, нам не узнать правды. Наверное, нужно иметь какой-нибудь крюк или якорь, чтобы суметь вернуться, либо не принадлежать к миру изначально. Выбираю второе. Уверен, что и ты тоже не захотел бы возвращаться и становиться взрослым. Что в этом захватывающего? Вставай на работу, пей витамины. Потому что спасение всё равно съесть.
Солнце ослепило, и Яня прилегла на облезлую лавочку у подъезда, окружение было заурядным и необычным одновременно, оно плыло, покачивалось, девушке пришлось вцепиться в деревянные доски, чтобы не упасть. Был слишком явственен густой сладковатый запах сирени, казалось, им пропиталась даже одежда. Яня почувствовала, что над ней кто-то нависает, открыла глаза. Это был Богдан, она протянула к нему руки. Обнимались всем телом: шеями, животами, ногами. Он достал из кармана блокнот. Девушка грустно улыбнулась.
Голоса говорили: «Мстили», «В спину стреляли», слышались из-под земли, но вышли из подъезда. Яне уже не было обидно или тошно, внутри уже давно стало легко, быстро и совсем-совсем безразлично. Безразлично шествие с фотографией, безразличны причитания, слёзы свои и чужие – безразличны, объятия липкие и отталкивающие – безразличны, исковерканные лица тех, кто пришёл поддержать – тоже туда. И особенно безразлично, что внутри ничего не осталось, не осталось ни эмоций, ни органов, ни цветов.
– Кидай землю! – последнее, что Яня ясно слышала и помнила.
После этого перед глазами стояла только крышка гроба, к которой она падала-падала-летела. По-видимому, так она пыталась опередить жизнь, которая рушилась намного стремительнее, чем она могла себе представить.
– Может, тебе это даже нравится? А может, потом понравится? – спросил воздух голосом отца.
Был ли тот голос сном, проявлением её особенности или чем-то третьим – новым, Янита не знала, чувствовала лишь, что с этого момента она больше никогда не будет прежней.
*
Вся дальнейшая жизнь казалась Яните неправдоподобной. Она разговаривала, ела, ходила на работу,
