счета, чеки, расчёты, использованные почтовые конверты и бесконечные контракты. И – опять, Бог знает для чего, сохранённые, счета, чеки, контракты .... и так – 12 коробок, одна за другой …
В какой-то момент, в одной из коробок, тем же механическим, измождённым, многократно повторяемым нещадным жестом, я грубо схватила пригоршней пальцев рук увесистую кипу листов с отпечатанным текстом и – оторопела. Среди всего прочего бумажного беспорядка, царящих в коробках, эти белые, чистые листы, неожиданно аккуратно и опрятно сложенные, скреплённые крупной новенькой металлической зажимкой, – вне сомнения, не могли не привлечь моего внимания и резко остановить «конвейер» однообразного повторения.
Они не были упрятаны или скрыты, но и на видном месте тоже не лежали. Они были будто подложены между. Создалось немедленное и несомненное впечатление, что они были к чему-то или для кого-то подготовлены и терпеливо, мерно ожидали исполнить своё предназначение.
Неожиданно для самой себя, я – словно профессиональный вор, неизвестным для меня дотоле инстинктом, мгновенно бросила острый, шпионский взгляд на домработниц: заметили ли они мою оторопелость ? Но они активно ковырялись в хозяйственном хламе нижних шкафов, в другом конце гаража, не обращая никакого внимания даже на моё присутствие.
Испытав облегчение, я обратилась к рукописи: с первого взгляда на начальную страницу у меня создалось ошибочное, скоропостижное заключение: это – беседа или театральная пьеса, что вызвало во мне огорчительное разочарование и неудовлетворение. Я, в который раз за этот день, опять поморщилась: «Эххх … эти современные писаки-любители. Как жаль !».
К современной литературе я относилась с открытым разочарованным неуважением и предпочитала читать только старую классику.
С небрежностью и колебанием, покрутив увесистую пачку страниц, я уже собралась было сунуть её обратно вглубь, – в пыль, грязь и сигаретный пепел, откуда она и прибыла, – и даже сделала движение рукой, прикоснувшись к пачке когда-то соседствующими с ней засаленными чекам и контрактам, как что-то внутри – даже не любопытство, – нет, – мне послышался одиночный, отдалённый, жалобный женский голос изнутри этих листов, да так, что меня пробило дрожью и до физической боли сжало сердце. Словно опомнившись, я тут же одёрнула руку обратно и мысленно выбросила «Нет ! Что-то здесь не так … ».
Я поднялась с корточек в мой 175 сантиметровый рост, ещё раз бегло окинув взглядом на отдалённо трудящихся домработниц, повернулась ко всем боком и, как бы укрывая содержимое в руках, большими пальцами обеих рук, врезала ими в середину пачки и наугад распахнула страницу, выхватив глазами слова: «Если я написала что-то, сокрушительно огорчившее и заледеневшее Вас, то, выслушайте меня, Нассер, я прошу: Вы, очевидно, глубоко ошибочно меня поняли, произошло досадное и печальное недоразумение ! », тем же движением больших пальцев, я сунулась в середину пачки листов: «Вы один из тех людей, Нассер, кому можно и хочется пожаловаться. Никому больше
