И с его помощью – пытаться выжить.
Время от времени, этот созданный Серафимой нимб небожителя сползал на сторону и ей проявлялись отнюдь не благородные стороны и качества её адресата. Она срывалась на него, давала нагоняи и взбучки, и ругала по чём зря, но тут же, с поспешностью и заботой, выправляла этот нимб, выдумывая самые невероятные объяснения его действиям и продолжала любоваться своим созданием как и несомненно, он сам – самим собою, ею созданным.
Спустя 3 месяца после начала переписки, с Серафимой происходит несчастный случай, в результате которого, останавливается сердце и она переживет клиническую смерть, о чём в деталях, выйдя из госпиталя, она поступенно ему описывает: возвращаясь снова и снова к пережитому, добавляя новые размышления.
Потом будет суд с коррумпированным гнойным судьёй и предательством близких. Суд, в котором она не имела никаких шансов выиграть. Уже насмерть поражённая и начисто добитая, – обезумевает окончательно.
Пытаться классифицировать или определять эти уникальные отношения, которые завязались между ними – невозможно. Да и не явилось бы это оскорблением запихивать в рамки определений человеческие чувства такой откровенной интенсивности и душевной глубины ?
Он был её бомоубежищем: одним-единственным – ото всех бед, страданий, лишений, хронического недоедания и порой, – голода.
В одном из писем, она признается ему: «Если меня спросят: «Что такое сила любви ?» У меня будет, по-крайней мере один пример – наш. Эта любовь помогает мне выжить и проходить через ежесекундный мучительный Ад, сохраняя при этом, оставшиеся полу-тени – полузвуки рассудка. Без Вас – мне бы этого не удалось. Я в этом достаточно уверена. В этих моих словах к Вам нет нимало преувеличения или желания польстить. Трагедия в том, что всё это – до последней степени – искренно и правдиво.»
Перед Вам редкостные любовные письма, поражающие своей откровенностью, искренностью, наивностью и чистотой.
Письма, которые насквозь пропитаны поистине редкостной, необыкновенно возвышенной любовью и утоплены заживо в пронзительной, раздирающую душу выражением нечеловеческой боли. Боли душевной и физической.
Письма, какие любой из нас мог бы только мечтать чтобы они были ему предназначены.
В одном из ранних сообщений, Серафима назвала Нассера «недосказанностью на придыхании»:
Это – Вы, Нассер: «недосказанность на придыхании» – самое полное, точное и всеобъемлющее описание Вас, в этом слиянии – 3 русских слов…
Вы и есть: моя призрачная «недосказанность на придыхании».
Переписка прервалась неожиданно. Зная те скудные факты, которая сообщила агент и представляя душевное состояние корреспондентки, страшны догадки, по которым эта переписка могла прерваться, претворившись тем самым, в финальную «недосказанностью на придыхании».
Письма
Нассер,
