в его доме состоялся праздничный ужин, где было объявлено о предстоящем событии. Затем помолвленные вступали в трёх-дневный пост перед Причастием и венчанием, и в это время не виделись друг с другом.
После ужина Елена Николаевна обнаружила в своей комнате коробку с приколотой к ней запиской. Послание состояло из двух слов: «Моей голубке», а в коробке лежало изумительное платье нежно-розового цвета. Она тут же примерила его, и отражение её стройной фигуры в этом платье, и сияние глаз смотрящего на неё из зеркала лица придали ей радости, и она улыбнулась помогавшей ей горничной.
– Красавица Вы, барыня! – сказала та со вздохом.
– Отчего же ты так грустно вздыхаешь? Ты замужем?
– Замужем, барыня.
– Что ж, плохо?
– Хорошо. С добрым мужем хорошо.
– У тебя добрый?
– Ничего, грех жаловаться. В лакеях у здешних господ. Пойду я, барыня, кличут меня.
Елена Николаевна не велела убирать платье, а накинула его на спинку кресла и всё глядела на него, пока не заснула. Засыпая, она представляла себя в этом платье на ступенях дома с колоннами и думала, что розовое на розовом совершенно сольётся.
глава 4 лунный свет
В день венчания была чудесная погода, солнечно и безоблачно-тихо. Елена Николаевна сидела в экипаже с графом С. Тот любезно согласился держать венец Георгия Ивановича, и продолжал играть роль родственника невесты. Во дворе храма сидели и стояли с десяток нищих. Елена Николаевна одарила каждого. Одна из них, долговязая сутулая женщина лет двадцати пяти, с маленьким ребёнком на руках, буквально бросилась наперерез невесте.
– Добрая барынька, подайте убогим!
Елена Николаевна дала ей рубль.
– Возьми, милая, купи что-нибудь для маленького.
– Ой, спасибо, барынька! Будет Вам счастье по доброте Вашей!
Елена Николаевна не видела, как за её спиной нищенка кривлялась, швырнув рубль в кусты, но услышала голос графа, прикрикнувшего на неё:
– Пошла, пошла!
Георгий Иванович, в новеньком фраке, встретил невесту счастливой улыбкой и протянул букет огромных нежно-розовых хризантем. К ней подошла незнакомая женщина, прихожанка этого храма, которую Лихой попросил держать венец своей избранницы.
Из храма они ехали в той же карете, что и в прошлый раз, на прогулке, но убранной цветами. Елена Николаевна решила, что у мужа два выездных экипажа.
Едва дверца кареты закрылась за ними, муж привлёк её к себе и принялся покрывать её лицо и шею горячими поцелуями, приговаривая:
– Дорогая моя! Голубка моя!
Она едва не теряла сознание от почти забытых волнующих чувств, и лишь однажды смогла проговорить:
– Я буду называть Вас Жорж, хорошо?
– Тебя, тебя! – воскликнул
