накануне мелькал серый чепец, заставил её замереть на месте. Однако, подумав, что будет хуже, если её застанут здесь, да ещё с едой, она быстро поднялась по лестнице и остановилась на промежуточной площадке. И вовремя.
Из двери кто-то вышел со свечой, раздался приглушённый смех, возня, и женский голос, показавшийся знакомым, произнёс:
– Наказать его надо. Я накажу.
Картавый мужской сип ответил:
– Эк ты, неймётся тебе. А барынька у вас мягкая, хорошая барынька.
– Хоть золотая, да мне не указ.
Проводив кавалера к выходу, женщина заперла дверь и пошла назад, приговаривая:
– Наказать надо, наказать.
Она была пьяна, так что не сразу могла попасть рукой на ручку двери, выругалась и наддала по двери коленом. Когда пламя свечи осветило её лицо, Елена Николаевна узнала тощую нищенку с церковного двора.
Размышлять, что бы это значило, было некогда. Да и какое это имеет значение, если утром она всё равно уедет в Москву? Наощупь, так как лампу пришлось погасить, чтобы не обнаружить себя, она добралась до комнаты. Ста-раясь ступать неслышно, она заметила, что на лестнице уже нет ковра. Да что ей с того? То, что это странное место, населённое странными людьми, занимающимися тёмными, таинственными делами – это ей было ясно.
Немного перекусив в комнате, она прилегла на кровать и стала ждать рассвета. Сон всё же завладел ею, она заснула, когда сквозь шторы уже просачивался свет раннего утра. Проснувшись и поглядев в окно, она увидела, что солнце давно в зените. Елена Николаевна умылась и прочла молитвы. Выходить из комнаты не хотелось, да и не имело смысла. Однако ожидание в неизвестности было тягостно и, кроме того, ей хотелось поскорее покинуть мрачный дом. Женщина решила, что до станции она наймёт извозчика. Надо спуститься вниз и сказать, чтобы один из лакеев отнёс её вещи в экипаж.
Она уже направилась, было, к двери, но тут снаружи послышались шаги, и голос свекрови громко и раздражённо произнёс:
– Обед на дворе, а господа хорошие всё почивают!
Вслед за этим раздался стук в дверь. Елена Николаевна открыла и поздоровалась со старухой.
– Доброе утро, Агриппина Яковлевна.
Та удивлённо воззрилась на невестку, некоторое время молча глядя то на неё, то на комнату. Наконец недовольно выдавила:
– Семьдесят три года Агриппина Яковлевна!
Развернувшись с самым презрительным видом, на какой только была способна, она направилась в сторону кабинетика. Елена Николаевна приостановилась у лестницы, слушая, как старуха стучит в дверь, затем открывает её, цокает языком. В открывшийся проём слышится мощный хра-повой дуэт. Елена Николаевна поспешно стала спускаться по лестнице, думая о том, что она пробыла в этом доме менее суток, а уже крадётся, вздрагивает и прислушивается, как преступница или загнанный зверь. Что сталось бы с нею, останься она здесь?
