Господа. За вольнодумцем охотилась едва ли не вся Римская империя, но каждый раз он ускользал, будто умел проходить сквозь камень, убегать по воде, улетать по воздуху. Говорили также, что однажды ему удалось уйти от погони, превратившись в песок и слившись с пустыней. Конечно, лгут… А может, и не лгут?
Отец строго-настрого запретил Фекле думать и даже говорить об этом смутьяне. Но как не думать, когда людская молва разнесла, что благодаря Павлу старый торговец орехами, которого даже самые древние жители города знали незрячим, вдруг взглянул на мир молодыми, чистыми, как небо, глазами?
Присутствовать на мужских собраниях было строго запрещено, но дочка состоятельного и очень уважаемого горожанина стремилась попасть на проповедь, и это ей удалось, хоть и тайно, хоть и стоя за окном. И – о чудо! Она услышала голос Павла Тарсянина:
– Аввун дбищмайя ниткаддах щиммух
Тэтэ Мальчутух
Нэвэ совьянух эйчана дбищмайя аб пара…
Слова, которые все христиане мира назовут первой молитвой Господу, доносились из уст того, кто навсегда останется для верующих «языческим» апостолом, никогда не видевшим Иешуа, но заслужившим свой титул беззаветной верой и мудростью.
Слушая Павла, девушка дрожала. Нет, это был не холод. Впервые в жизни она почувствовала силу, силу духа, всем своим существом, каждой клеточкой своего тела.
Она родилась восемнадцать лун назад, и единственной, кто понимал «странноватую» Феклу, была ее мать, гречанка Аделфа, которая и дала дочери имя[6]. Но что могла знать девочка, выросшая в семье отца-язычника, который не признавал Христа и гневался всякий раз, когда жена упоминала о нем? Мало того, он возненавидел Аделфу за ее убеждения. И назвал одну из самых красивых женщин Иконии страшилищем. Дочку же называл по-своему: Фазият.
Аделфа украдкой учила дочь тому, что могла, но, на беду, ушла из жизни очень рано. Фекле было всего восемь лет, когда рабыня Сая прибежала из покоев матери со слезами на глазах и рассказала, что нашла Аделфу мертвой, упавшей с высокой кованой лестницы… С того дня девочка замкнулась, перестала играть с детьми и улыбаться соседям. Отец смотрел на нее как на товар и только ждал, когда Фекла вырастет, чтобы удачно выдать замуж.
Но сегодня Фекла почувствовала, что родилась заново. Азы, которые закладывала ее покойная мать, никуда не делись, и семена веры проросли мгновенно…
– Ха ля ляхма дсунканан юмана
Вущюкх лан хобэйн эйчана дап ах, нан щуклан хайявин
Ула тъалан лнисьюна, элля пасан мин бищя, —
беззвучно шептала юная иконянка вслед за Павлом.
Да, он был ее учителем, властителем ее чаяний, надежд на справедливость, веры в будущее и…
– Фазият! – послышался сердитый и властный окрик сзади.
Перед девушкой стоял ее жених – в римской тунике до колен и не к месту надетой на голову куфии.
– Что ты
Фекла – слава Божья (
