шутливой драки. Когда они успокоились, она вдруг серьезно сказала:
– Странно, а в тебе такое сочетание совершенно несовместимых вещей. Вчера в поезде, пока ты спал, я сидела и читала твою книгу. Смотрела на тебя и думала – неужели вон тот храпящий голый человек написал все это? Это никак не могло совместиться у меня в голове. Скажи, почему ты начал писать?
– Не знаю, – поморщился Никита, этот разговор все же определенно был ему неприятен, – наверное, человек начинает сочинять, когда его не удовлетворяет окружающая действительность.
– Ты не удовлетворен?
– Нет, если подо мною не лежит женщина.
– Почему ты все время отгораживаешься от людей своей иронией, – тут же спросила она, нахмурившись. – Я никак не могу достучаться до твоего чувства.
– Не знаю, – пожал плечами Самолетов, – наверное, из-за привычки отгораживаться от всех. Я так по-дурацки устроен, что всегда чувствую угрозу со стороны людей, и поэтому должен защищаться.
– Значит, я для тебя одна из всех? От меня ты тоже чувствуешь угрозу?
– Если откровенно, то да.
– Какую же угрозу? Я никогда не причиню тебе вреда, солнышко…
Она употребила эпитет «солнышко», как будто у нее не было человека роднее Никиты. Это было как-то неожиданно, ведь он даже ничего о ней не знал. А хотелось узнать очень много.
– Расскажи мне о себе, – попросил он, – Например, кто твои родители?
– Моя мама русская, а папа… – она задумалась подбирая выражение, – а папа шахматист.
– Да-а, перед глазами сразу встает полная картина твоей семьи, – усмехнулся Никита.
– И что же ты видишь?
– Ну, я представляю себе твою маму, которая воспитывает в одиночестве дочь. Твоего папу, человека неплохого, но который витает в облаках. Он с головой ушел в свое увлечение так, что даже забывает о семье. Не исключено, что при этом он любит выпить.
– Откуда ты все знаешь? Ты так образно все описал, как настоящий писатель!
– Скажу тебе по секрету, я не писатель.
– Скажу тебе по секрету, я это знаю. Ты просто очень хороший человек.
– Ты тоже… очень хорошая.
– Какой комплимент!
– Нет, правда, в тебе видна какая-то мудрость не по годам. Это, видимо, что-то у тебя на уровне инстинктов. И это не зависит от возраста. Это может быть у женщины и в пять, и в пятьдесят лет. Или может не быть никогда.
– Ты мне тоже понравился.
– Чем именно?
– Мне нравится… как ты кончаешь.
– А мне, как это делаешь ты…
Надо ли было еще что-то говорить? Венский стул громыхая покатился к стене. Он взял ее за волосы сзади и, запрокинув голову назад, впился в шею долгим оставляющим след поцелуем, она вслепую принялась лихорадочно расстегивать ремень его брюк; еще быстрее она освободила от одежд, включая трусики, свои бедра. Не дав ей снять свитер, он усадил ее на крышку пианино и, широко разведя ее ноги за колени, вошел в лоно, обрамленное светлыми
