из-за них сердитым горящим глазом. Садясь в машину, я удивляюсь, что меня никто не остановил.
Надзиратель Мейкон, в сопровождении которого я вышла из блока «Браво» и прошествовала по еще мокрой после промчавшейся бури дорожке, не подал и виду, что заметил что-то необычное, что-то вышедшее за рамки установленного порядка, но я ему не поверила. Не может быть, чтобы он или кто-то еще, может быть, сама начальница, не знал, что Кэтлин Лоулер передала мне сообщение, получать которое я не имела права. На пропускном пункте, где мою ладонь просканировали под ультрафиолетом, выявив проштампованный пароль «снег», никто не произнес ни слова, и только надзиратель Мейкон поблагодарил за визит, словно мое посещение женской тюрьмы штата Джорджия воспринималось здесь как некая любезность. Я сказала ему, что Кэтлин опасается за свою жизнь, и он с улыбкой ответил, что заключенные любят рассказывать «небылицы» и что в блок «Браво» ее перевели именно ради ее же безопасности. Я попрощалась и вышла.
Я уже готова заключить, что мои первоначальные подозрения подтвердились. Наш с Кэтлин разговор, может быть, и записали, но видеосъемка точно не велась. В противном случае, когда она молча перебросила через стол «кайт», его непременно бы кто-то заметил. И тогда меня препроводили бы в заросший плющом кабинет и заставили сдать сложенный клочок бумажки, который лежит сейчас в моем заднем кармане и который как будто жжет мое тело. Скорее всего, и Кэтлин не передала бы мне ничего, если бы опасалась, что нас поймают. Чем дальше, тем больше крепнет во мне подозрение, что ею манипулируют, что она – участница некой игры, еще более коварной, чем я могла себе представить. Признать, что она меня перехитрила, я пока не готова, но такую возможность все-таки не исключаю.
Я поворачиваю ключ зажигания и, пройдясь взглядом по парковочной площадке и убедившись, что поблизости никого нет и за мной никто не наблюдает, достаю записку Кэтлин. Вокруг никого нет, но в поле зрения – накрытые металлической сеткой узкие окна корпусов под синими железными крышами и административное здание из красного кирпича с колоннами, из которого я только что вышла. Они по-прежнему здесь, и они не дают о себе забыть. От мокрой дорожки поднимается пар, и теплый ветерок, проходя через открытые окна, уносит его прочь. В дальнем углу стоянки замечаю черный, напоминающий катафалк «мерседес»-универсал. Мотор выключен, и сидящая в машине женщина разговаривает по сотовому телефону. Без включенного кондиционера в салоне, наверное, жарко и душно, но окна «мерседеса» закрыты. На меня женщина внимания вроде бы не обращает. Мне становится не по себе, и на это есть причина.
С той самой минуты, как рано утром Бентон высадил меня у аэропорта Логан, я не могу избавиться от ощущения, что за мной следят, что меня неким образом направляют, но никаких реальных доказательств предъявить не могу. Тем не менее ощущение это только крепло из-за разного рода странностей. Например, вот этого убогого фургона, грязного и вонючего, с бардачком, забитым салфетками и брошюрами с рекламой речных чартеров. Я несколько раз безуспешно звонила своему администратору, Брайсу, и даже оставила на автоответчике язвительный комментарий
