ведь и в России фуражное зерно спокон веков держали в закромах – а как же! Овёс для лошадей, ячмень, пшено, горох для свиней и птицы, но вот коров зимами предпочитали кормить душистым сеном. Оттого русское молоко, вообще молочные продукты, но прежде всего сливочное масло были вкуснее и здоровее европейских. И недаром даже знающие толк во вкусной еде гурманы-французы так ценили наше масло с его несравненным вкусом и тонким ароматом, кои оно получало от сена. Без сомнения, Европа тоже хотела бы коров кормить сеном, да не может она себе этого позволить! Где ж ей взять-то столько непаханых лугов, по их земельной скудости? Не то у нас: ширь земли – дух захватывает! Вот и вставали к августу месяцу по всей России копна со стогами, и полнились сеновалы.
Главное на сенокосе – добрые косы, и нет важнее, как хорошенько их отбить. Отбивка косы – дело, не терпящее спешки, муторное даже и требующее особой сноровки; потому занимаются ею, по обычаю, старики, коим не по силам уже стоять в ряду косцов, а косу направить – в самый раз.
У Боровковых, само собой, отбивщиком уж какой год сам Пётр Сергеевич. Для сего важного занятия была у Боровкова старшего измысленная им и сделанная своими руками нарочитая скамья, слегка напоминавшая детскую лошадку. С одной из сторон над скамейкой возвышался чурбачок, в верхнем торчике которого Пётр Сергеевич укрепил отбой – особого рода маленькую наковаленку с выступающим узким обушком. Поперёк передних ножек конька был врезан брусок – как опора для стоп отбивщика. Садился на скамейку-конька Боровков старший, как и положено – верхом, ставил стопы на опорный брусок, приспосабливал поудобней на коленях косу, вооружался молотком, лучше всего подходящим для отбивки косы, и, прижимая её жало к наковаленке-отбою, ударял по жалу молотком под прищуренным сосредоточенным взглядом, очень медленно перемещая косу по обушку отбоя. Под несильными, но точными ударами жало косы утонялось и получало в ходе такой холодной проковки особую прочность.
Помятуя поговорку «Коси, коса, пока роса», на сенокос косцы выходят с рассветом. У каждого в кармане или в сапоге точильный брусок – оселок. Возьмёт косец в левую руку черенок косы, называемый косьём, воткнёт заострённый свободный его конец в землю и, придерживая косу на весу, начинает правой рукой вострить её, протаскивая оселок вдоль жала то с одной, то с другой стороны. И раздаётся в утренней тиши: вжик, вжик-вжик-вжик!
Умелый косец острой косой срезает траву, будто бреет, почти под самый корень, едва касаясь тыльной стороной косы, пяткой, поверхности луговины и оставляя за собой прокос, равный размаху косы.
Вообще, коса – несомненно, гениальное изобретение человека, кратно увеличившее производительность труда при заготовке сена и на жатве по сравнению с предшествующим ей серпом. Как изделие кузнечного не ремесла даже, а скорее уж искусства, коса совершенно удивительна! Пожалуй, она являет собой единственное абсолютно асимметричное творение человеческих рук и ума. Иными словами, сложнейшая форма
