мельницей. Приметна она была прежде всего мостовой плотиной, поднимавшей уровень воды в реке перед собой никак не меньше чем на два с половиной метра и позволявшей направлять воду по специальному лотку на мельничное колесо сверху, а значит, увеличить скорость его вращения более чем в два раза по сравнению с водяными мельницами, у которых водный поток протекал через нижнюю часть колеса. Скорость же вращения наряду с размером жерновов и определяла быстроту помола. А вот мостовой плотина называлась потому, что по ней могли с берега на берег и люди перейти пешим иль конным ходом, и повозки, как порожние, так и гружённые всякой всячиной, свободно проехать.
Мельником на эту самую мельницу, по её устроении, братья Спиридоновы взяли местного лопатинского сорокалетнего мужика – набожного непьющего Трофима Нефёдова, который к тому времени уже лет двадцать молол зерно на ветряной мельнице в Больших Озёрках, куда, пока был молодой да удалой, ездил верхом, с годами же ему пришлось пересесть на дрожки. Оттого Трофим и несказанно был рад возможности уже в немолодые свои годы продолжить любимое дело в родной деревне в новой мельнице, в двух шагах от собственного дома, несмотря даже на то, что счётливые купцы достойное жалованье сулили не сразу, а лишь в будущем, когда их заботами и его стараниями мельница обретёт в народе добрую славу и заработает на всю мощь.
Не ошиблись братья с умельцем-мукомолом – ревнив к делу своему до крайности оказался Трофим Иванович, сметлив, рукоделен. Придумал и сотворил мудрёное такое приспособление, чтобы менять зазор между нижним и верхним жерновами, потому и мука у него могла выходить по потребности – и крупного, и среднего, и мелкого помола. Вот на удивленье быстро и разнеслась в народе добрая весть о новой мельнице: мол, дюже хороша водяная мельница в Лопатинке, и мельник знатный – не суетлив, а сноровист и дело своё туго знает. Потому и повадились ездить за мукой к мельнику Нефёдову не только из ближайших окрестных деревень, но, нередко случалось, и с самих Озёрок. Для озёрских-то крестьян путь, надо сказать, был совсем не близкий, но всё же нужда заставляла их вспоминать про мельницу в Лопатинке. У них в Больших Озёрках своя мельница, и слова худого сказать про неё они не могли, нет! Когда-то ведь и сам Трофим на ней лямку свою работную тянул. Да беда в том, что была она ветряной. Ветер же – стихия непостоянная. Одному Господу известно, отчего у ветра настроение такое переменчивое: то подвевает тихонько день за днём, словно дремлет, то вдруг, будто сбросив дрёму, ни с того ни с сего начнёт задувать истово, силу свою немереную являя, а потом, когда уж и не ждёшь от него замиренья, стихнет надолго, да так, что ни ветка не пошевелится, ни листок не ворохнётся. Вот в такие летние и зимние, приходящие на пару с рождественскими да крещенскими морозами, безветрия и останавливается приводное колесо ветряка, не крутится жернов, не ссыпается в лоток мучица – замирает на время ветряная мельница.
В иные дни в очереди к Трофиму Ивановичу
