нашествие стало потихоньку униматься и вскоре иссякло совсем.
Инкубатор для чудовища
Вениамин Аполлонович Вострицын терпеть не мог коммуналок.
Во-первых, потому что он сам проживал в одной из них, затерявшейся среди множества похожих, обшарпанных, старых, уже не дышащих, но кашляющих на ладан штукатуркой и обрывками многих слоев обоев квартир.
Во-вторых, Вострицын, ввиду, наверное, своих глубоких мещанских корней, до невозможности любил собственность. В особенности – съедобную. Поэтому его приводило в сильнейший гнев то обстоятельство, что один-единственный холодильник на четыре семьи был общим. Конечно, в пору расцветающего социализма это еще можно было бы пережить, поскольку жрать все равно было нечего, но сейчас! В наш-то век сорока четырех сортов колбасы, невиданного числа йогуртов, разнообразных чипсов, гамбургеров, сосисок в тесте и пепси-колы?!! Не смешите!!!
Вострицын тихо страдал. Всякий раз, отворяя дверцу «Титана-248» с ободранной наклейкой Леонардо ДиКаприо на самом видном месте, он с тоской пытался угадать, сколько же котлеток будет в данный момент находиться в его кастрюльке, так рассеянно не закрытой им вчера вечером. И всякий раз Вениамин Аполлонович ошибался. Котлеток не оставалось совсем.
Не любил он еще и кисель, который обожали все остальные, но, равно как и прочие десять причин своей ненависти к соседям, предпочитал держать это в тайне. Единственным его слушателем был кот Шипр с драными ушами, живущий у Вострицына под кроватью.
В тот день Вениамин Аполлонович увидел на холодильнике книгу. Для произведения наибольшего впечатления на читателей поясним, что книг в четырех семьях коммуналки не читал никто. Семей-то, как таковых, практически не имелось. В одной комнате жил помешанный на индийской системе шакъя-йоги Василий Рама Богомягкий, в другой – щуплый, но влиятельный Ханс Христианович Мандельштуцер, своего знаменитого тезку, правда, никогда не читавший и в глаза не видевший (хотя последнее простительно). Также Ханс Христианович имел в подчинении двух мордоворотов, которые, хоть и ночевали непонятно где, в светлое время суток от хозяина практически не отлучались. Сухость и патриархат квартиры разбавляла веселая семейка армян из Москвы, фамилию которых Вострицын произнести не мог даже под дулом пистолета, запинаясь где-то на слоге «вкргз». Семья состояла из отца Акопа, матери Вагизы и двух вполне взрослых дочерей. Все четверо, впрочем, появлялись в квартире редко. Поговаривали, что они занимаются нелегальной торговлей переправляемого из Кабардино-Балкарии коньяка «Юбилейный».
Так что читать книги в квартире было, прямо скажем, некому.
Стоит ли говорить, что Вениамина Аполлоновича целиком и полностью сожрало любопытство. Он осторожно взял в руки книгу и прочел название на глянцевой, но не имеющей ровно никаких рисунков
