рождаются с верой, что королева Сабран сковывает его цепями?
Трюд выпрямилась.
– Я люблю королеву Сабран, – сказала она, – но только незрелое дитя верит на слово любым сказкам. В Инисе верят слепо, а у нас, в Ментендоне, ценят доказательства.
– И у тебя есть доказательства возвращения Безымянного? Или одни догадки?
– Не догадки. Гипотезы.
– Каковы бы ни были твои гипотезы, твой замысел еретичен.
– Не тебе говорить мне о ереси, – огрызнулась Трюд. – Не ты ли поклонялась Певцу Зари?
– Мы здесь не о моей вере говорим. – Эда помолчала. – Итак, Сульярд сбежал. Бросился на Восток, лелея безумный замысел союза для спасения королевы без ее ведома. – Эда присела на кромку колодца. – Твой любовник погибнет.
– Нет. Сейкинцы выслушают…
– Он – не официальный посол Иниса. С чего бы они стали слушать?
– Триам их убедит. Он, как никто, умеет высказать душу. А убедившись в истинности угрозы, правители Востока обратятся к Сабран. И она увидит, что союз необходим.
Девочку ослепила страсть. Сульярда казнят, стоит ему ступить на землю Востока, а Сабран скорее отрежет себе нос, чем заключит союз со змеелюбами, даже если бы ее удалось убедить, что Безымянный может восстать, пока она дышит.
– Север слаб, – рубила свое Трюд, – а Юг слишком горд, чтобы иметь дело со странами Добродетели. – Щеки ее разгорелись, соперничая с пламенем волос. – Ты смеешь осуждать меня за то, что я искала помощи?
Эда заглянула ей в глаза.
– Ты, пожалуй, воображаешь, что одна стремишься спасти мир, – сказала она, – но ты и понятия не имеешь, на чем стоишь. Как и все вы. – Видя, как сошлись брови Трюд, она продолжала: – Сульярд обратился к тебе за помощью. Чем ты помогла его побегу? Какие составила планы?
Трюд молчала.
– Если ты хоть чем-то ему помогла, это была измена.
– Ни слова больше не скажу. – Трюд отстранилась от нее. – Ступай к даме Оливе, если хочешь. Только сперва объясни ей, что ты делала в девичьей.
Она хотела уйти, но Эда поймала ее за запястье:
– В книге ты записала имя. «Никлайс». Думаю, ты имела в виду Никлайса Рооза, анатома. – Трюд замотала головой, но в ее глазах Эда увидела признание. – При чем тут Рооз?
Ответить Трюд не успела, потому что налетел ветер.
Вздрогнула каждая ветвь на каждом дереве. Смолкли все птицы в птичнике. Все замерло. Отпустив Трюд, Эда выступила из ниши.
В городе палили пушки. Щелкали, как каштаны на огне, мушкеты. За спиной у Эды замерла у колодца Трюд.
– Что это? – спросила она.
Эда вздохнула, чувствуя, как стучит кровь. В пальцах и ладонях звенело. Давно она не ощущала этого в своем теле. Впервые за многие годы в ней воспламенился сиден.
Что-то близилось. То, что продвинулось так далеко, должно было прорвать береговую оборону. Или уничтожить ее.
Вспышка,
