как истукан?!
– Не нукай, не запрягла ишо! Вали отседова, старуха! Никаких бумаг я не писал!
– А это что?! – Нюрка вытащила из необъятного кармана выцветшего фартука клочок бумаги и грозно потрясла перед опешившим дедом. – А?! Не бреши, меня не одманешь! Тута и твой адрес есть, и твое имя есть, понял? Это дукумент! Не отвертисся от меня, козел лысый! Ташши тележку!
– Нюрка! Уйди от греха подальше! Уйди! Не дай на старости лет на убивство пойтить. Я сейчас на все способный! Через минуту нервы у меня кончатся!
– Окстись! Старый таракан! Сам меня позвал, теперя раздавить хочешь? Да я на тебя милицию натравлю! – бабка резво выскочила за калитку. – Чисто бандюган! Так просто не сдамся! Я из тебя все жилы вытяну! Ишь, убить меня хочет! Сам дурак! Жених поганый! Женилка в курагу усохла, а туды же! Сексу захотел? Смехота! – крича всяческие витиеватые ругательства, Нюрка скрылась за оградой. Шибко расстроенный дед в сердцах пнул петуха, неосторожно оказавшегося рядом, исключительно сочувствуя хозяину. Птица, возмущенно отскочив, удалилась презрительной походкой.
«Что же получается? Значит, не одно объявление распространил по деревне доброжелатель гадкий. Если все бабы начнут ходить и требовать женихательства, организм даст сбой, не выдержит, – сокрушенно думал Максим. – Однако надо шустро действовать. Ладно, деревню обойду, силенок хватит, а ежели на дачах ишо бумаги понавешаны, тут одним днем не обойдесси. Ой, дурная голова! Не было печали, так черти накачали. Какого хрена вдруг надумал жениться? Жил себе и жил. Никого не трогал…»
Его мысли прервал окрик Евдокеи.
– Эй, старый хрыч! Ты чего меня срамить надумал? Я те покажу жениховство! – Евдокея, размахивая в одной руке бумагой, в другой – палкой, грозно ворвалась во двор.
– Погоди, погоди! Я тебе сейчас все обскажу! – дед опасливо привстал с крыльца.
– Ну! Обсказывай! Мозги помутилися? Я те враз этой палкой просветлю их.
– Евдокея! Не горячись! Моей вины тута нету, запомни! Не я писал. Вот теперича мучаюсь, понять хочу, кто мне таку свинью подложил.
– Да неужто? – подозрительно вскинула брови старуха.
– Дуська, ты меня сто лет знаешь, с чего ли врать-то буду? – дед горестно вздохнул.
Ему так стало жалко себя. Полдня – коту под хвост. Чем он занимается, вместо того чтобы в огороде копаться? Вон грядку морковки прополоть надо, огурцы не мешало бы с утра полить. Куры уже проголодалися, укоризненно поглядывают на него.
– Веришь, нет, Евдокея? Измучился вконец. Поймать бы этого шкодника.
– Ладно, Максим! Вот теперь верю. Вижу, шибко смурной ты и выглядишь, будто горькой редьки объелся. Думаю, что найти проказника можно. Поспрашаю у соседей, кто-то все равно видел. Ты не скисай! А можа, чай пить ко мне пойдешь? Вчера пирог испекла рыбный, – участливо спросила Евдокея.
У Максима от такой ласки даже что-то в грудях ёкнуло, но он зараз подавил эту непонятную тепловатую волну и не дал развиться радости:
– Благодарствую, конешно,
