прибранная седая дама приветливо улыбнулась, куда-то позвонила и сообщила о цели моего визита:
– Мсьё – бразильский журналист. Его интересует переписка администрации Лувра с немецкими оккупационными властями.
Через интерфон я услышал:
– Это к нам. Объясните мсьё как сюда подняться.
Никаких выяснений, никаких подозрительных интонаций, никаких подскоков. Воображаю, как на подобный вопрос отреагировали бы в России, где архивы не любят, не показывают, не раскрывают, относятся к ним, как к гражданам с судимостью или как, бывало, милиция к бывшим репрессированным. Всегда с подозрением: «Сидел? Значит, было за что. У нас зря не сажают». Хотя именно у нас вечно сажали зазря и продолжают это делать. Заикнись я об общении и вежливой переписке дирекции псковского или орловского музея с немецкими оккупантами, вдобавок искусствоведами по специальности, сознательная дежурная на входе, наверное, начала бы сучить варикозными ногами и вместо архива сразу же связалась со Следственным комитетом или вызвала ОМОН. Легла бы на пулемёт, но не позволила очернить Родину. Тут я спохватился, прервал мысленные рассуждения и умиротворённо выдохнул. По счастливым обстоятельствам Лувр располагается не в России, а во Франции, и эти дуболобые персонажи туда пока не вхожи. По крайней мере, при исполнении служебных обязанностей, то есть в чёрных масках – намордниках.
Когда в микроскопической лифтовой кабине я поднялся на пятый уровень Лувра, сотрудник Архива уже подготовил план расположения документов и шифры необходимых мне папок. Вся переписка, даже с немецкой стороны, была на безукоризненном французском. Это были вторые машинописные экземпляры писем на тончайшей, почти просвечивающей бумаге.
Я сел читать и сразу же окунулся в нелёгкий музейный быт сороковых годов прошлого века. Мне до этого было известно, что со времён Первой мировой войны у Лувра был хорошо продуманный план эвакуации экспонатов. Он и был приведён в действие в конце тридцатых годов. На редкой фотографии величественная Большая галерея, где обычно стены – живой учебник истории искусства, пуста, замусорена. На другой Венера Милосская, стоящая на деревянном подиуме. Кругом ящики, тележки, кособокая лестница. Богиня обмотана какими-то верёвками, будто перед повешеньем. Из-за этих перевивов создаётся впечатление, будто ей за спиной повязали руки. Из всех возможных положений верхних конечностей непокалеченной скульптуры (а таких предположений великое множество) это самое необычное. Вид у Венеры растерянный: «Меня снова везут? Куда? Как бы теперь ноги не отломили».
После начала военных действий коллекции разместили в 720 хранилищах в Парижском районе и в провинции, в средневековых замках и местных музеях. Для транспортировки громоздких вещей использовались грузовики театра «Комеди Франсез», предназначенные для перевозки декораций. Не обошлось и без курьёзов. Полотно Жерико «Плот Медузы», направленное в Версаль, зацепилось
