что-то сзади. Мы ведь не похожи на черверотых, у которых глаза повсюду, а руки сгибаются в десяти местах; мы можем делать что-то, лишь глядя вперед, – тем более в скафандре.
А еще у подбородка должно быть окошко, чтобы видеть, что делаешь! На бумаге-то все гладко…
Однако я не тратил времени на сетования; в пределах досягаемости у меня была одна восьмая заправки. За нее-то я и ухватился.
Хорошо послужившая липкая лента уже превратилась в жалкий мусор. С бандажом я не стал возиться. Если пластырь вообще прилипнет, я уже буду счастлив. Я обращался с ним осторожно, как с золотой фольгой, стараясь намотать поплотнее, и лишь единожды прервался, чтобы полностью закрыть выпускной клапан, когда показалось, что скафандр Чибис съеживается. Но вот я закончил. Пальцы тряслись.
Без Чибис я не мог закрыть клапан. Пришлось одной рукой сжимать разваливающийся стык, другой – открывать ее пустой баллон. Потом я быстро наклонился, открыл баллон с кислородом, схватил клапан баллона Чибис и взглянул на приборы.
Две стрелки качнулись друг к другу. Когда их движение замедлилось, я начал закрывать ее баллон – и тут слетела лента.
Я успел закрыл клапан; из баллона Чибис пропало совсем немного газа. Содержимое другого быстро улетучивалось. Я, не теряя времени, отодрал обрывки ленты, убедился, что соединение чистое, приладил этот чуть заполненный баллон обратно к скафандру Чибис, открыл блокирующие клапаны.
Ее скафандр начал наполняться. Я чуть приоткрыл один из выпускающих клапанов и прижался к ней шлемом.
– Чибис! Чибис! Слышишь меня? Проснись, детка! Мамми! Разбуди ее! Чибис!
– Да, Кип?
– Проснись! Подъем, героиня! Вставай! Солнышко, пожалуйста, проснись.
– А? Помоги мне снять шлем… я не могу дышать.
– Можешь. Надави на рычажок подбородком – почувствуй воздух, попробуй на вкус. Свежий воздух!
Она вяло попыталась; я подтолкнул ее, помогая снаружи.
– Ой!
– Вот видишь? У тебя есть воздух. Полно воздуха. Теперь поднимайся.
– Давай я здесь полежу. Ну пожалуйста.
– Нет! Ты капризная, противная, испорченная девчонка – если не встанешь, никто не будет любить тебя. Мамми не будет любить тебя. Мамми! Скажи ей!
Вставай, доченька.
Чибис попробовала. Она дрожала и цеплялась за меня, а я держал ее, чтобы не упала.
– Мамми? – слабым голосом проговорила девочка. – Я смогла встать. Ты… все еще меня любишь?
Да, дорогая!
– Голова кружится… Кажется, я не смогу идти.
– И не надо, детка, – ласково сказал я и поднял ее на руки. – Больше идти не надо.
Она почти ничего не весила.
Мы спустились с холмов. Отчетливая в пыли колея вездехода вела точно на запад. Я убавлял подачу воздуха, пока стрелка индикатора
