что не будет, но готовиться, что будет. Въехали?
– Да, – закивали мы.
– Молодцы. Ночью никуда не уходите: как стемнеет, поедем плакаты вешать.
– Нас побьют, если поймают? – испугался Пашка.
– Насчет побить не знаю, но куры вас когда-нибудь точно засерут, – он отвесил Пашке щелбан, – если поймают, – довольно захихикал и ушел в дом.
– Спрячемся? – без особой надежды спросил Пашка.
– Куда мы от него спрячемся? – вздохнул я. – Лучше помочь. Если с батей поймают, то бить точно не будут.
– Не будут?
– Он же директор, кто его бить будет?
– Это да, – Пашка слегка успокоился. – Он же вроде на работу пришел.
– Ночью?
– А хоть и ночью. Работа же сложная.
– Это да, это точно.
Полночи мы с отцом вешали на стены правления плакаты. Все было нормально до того, как отец попал себе по пальцам молотком. После он, сидя на принесенном из кабинета стуле, только матерно руководил, а вешали мы. Из-за этого плакаты приколотили низко.
Утром в понедельник пришедшие на работу с удивлением рассматривали плакаты. Прослышав о небывалом событии, понабежали трактористы, доярки и механизаторы.
– Это что же? – возмущался успевший похмелиться заслуженный механизатор Коля Печенкин. – Это как же? У нас социализм, а у них вот как! – ткал почерневшим от машинного масла пальцем в чернокожего алкоголика. – Человеку в пятницу после работы и выпить нельзя?! Это как, товарищи?! – смотрел на односельчан.
– Вон как лупят, – поддержал Серега Корявый, для которого плакаты как раз по росту подходили, – фашисты просто.
– Что за шум? – из кабинета выглянул отец.
– Ты гляди, Владимирыч, что делается! – закричал Печенкин. – Нет жизни рабочему человеку в Америке.
– Да, товарищи, – отец окинул собравшихся цепким взором, – международная обстановка накаляется. Гидра апартеида поднимает кровавые головы, оскаливает щербатые пасти, эксплуатация человека человеком нарастает день ото дня! Наши черные товарищи не жалея крови и самой жизни бьются на баррикадах и помочь им есть наш священный долг! Ура!
– Ура! – грянул нестройный хор.
– А как им помочь? – насмешливо спросил матерый вор-рецидивист Леня Бруй.
– Да, как? – поддержал Корявый, недолюбливающий отца с тех пор, как тот наставил ему рога.
– Как помочь? – отец напустил на себя задумчивый вид. – Денег им надо собрать: на оружие и боеприпасы.
– Денег? – ахнула какая-то из доярок.
– Конечно денег. Кто этого не понимает, есть жертва промышленной революции и призрак мочегонной мечты (отец любил завернуть такое, чего никто не понимал). Нет, если желаете, то можете поехать сами и бороться вместе с ними. Я не возражаю. Подпишу отпуск за свой счет.
Люди зашуршали, зашептались,
