о стае дельфинов, которые резвились перед их кораблями на обратном пути из Ла-Рошели. Длинный Меч был искусным рассказчиком и умело жестикулировал, благодаря чему слушатели почти видели, как серебристо-стальные создания взмывают в небо и падают обратно в море. Появление Ральфа стало сигналом к окончанию беседы, и все высыпали во двор, где свита Длинного Меча ожидала приказа выступить в путь. Вновь последовали крепкие объятия, похлопывания по плечу, призывы позаботиться о себе. Ральф преклонил колени перед родителями, получив их благословение и еще одно объятие матери. Конюх пристегнул его вещи к вьючной лошади, и Ральф сел на своего гнедого скакуна. Его серые глаза горели, он весь дрожал от предвкушения близкого приключения. Тем не менее, собрав поводья, он с напускным достоинством выпятил подбородок и выпрямил спину.
Ида промокнула слезу, и Гуго ласково обнял ее за плечи. Подбоченившись и широко расставив ноги, отец стоял чуть в стороне и смотрел, как уезжает его сын.
– Вам еще повезло, мадам, – сердито взглянул он на жену. – По крайней мере, Ральф едет по собственной воле, а не в качестве заложника царственного брата Длинного Меча, как сын Маршала. Да убережет нас Господь от беды!
Гуго почувствовал, как мать содрогнулась под его рукой.
– Аминь, – произнесла она. – Я молюсь о Маршалах и их мальчике.
Они вернулись в дом, опустевший с отъездом гостей. Гуго ничуть не скучал по Длинному Мечу, но Ральфа ему явно недоставало, и внезапно он порадовался, что убедил своего веселого младшего брата оставить дома пахучие волчьи шкуры.
Глава 8
Замок Стригуил, граница с Уэльсом,
июнь 1206 года
Сидя за вышиванием, Махелт прислушивалась к тяжелому стуку капель дождя за окном. Она трудилась над чехлом для сундука с приданым. Зная, сколь искусна в вышивании ее будущая свекровь, девочка старалась как можно аккуратнее класть стежки на белую ткань. Каждый раз, втыкая иглу в ткань, она вспоминала, как быстро мчится время. Три месяца назад у нее начались месячные. Их называли «цветами», поскольку ее тело распустилось подобно цветку, готовясь принять семя, и теперь она могла понести, хотя ее таз был еще недостаточно широк, чтобы благополучно разрешиться. Махелт ощутила одновременно гордость и тревогу при появлении кровотечений, поскольку они знаменовали превращение из девочки в девушку и приближали ее свадьбу. Никто не поднимал тему брака, если не считать пары лукавых улыбок и общих разговоров за подготовкой приданого, но Махелт знала, что крошечная точка на горизонте стала гораздо ближе.
При звуке горна, возвещающем прибытие отца, девочка подняла голову к открытому окну и с облегчением отложила шитье. Мать тоже отложила иглу и поспешно приказала развести огонь.
– Они, должно быть, промокли до нитки, – заметила она, глядя на проливной дождь.
Махелт вскочила и потянулась к плащу:
– Я спущусь!
Она выбежала из комнаты, горя желанием первой встретить отца и хотя бы ненадолго заполучить
