человек – скульптор Виталий Калошин так никогда не думал и не поступал. От животного страха, что меня никто не узнает, я по пожарной лестнице забрался на чердак дома и, горько плача, просидел там до утра. Как говорят наркоманы, пробило на измену. Примерно то же самое случилось со мной и в ту ночь. Раздвоение сознания происходило так наглядно, что я почти видел рвущиеся линии реальности и исчезающие краски мира. Душа сдвинулась в испуге с постоянного своего места, ибо мохнатый зверь страха трепетал в моём теле. Я никак не мог понять, почему сейчас нахожусь здесь и зачем по моему указанию раскапывают могилу курортного приятеля. Отчего рядом со мной сидит эта женщина. Я с ненавистью посмотрел на Елизавету Владимировну. Ещё вчера мне казалось, что она без колебаний готова взойти на погребальный костер, а теперь она хладнокровно ждала, когда ради презренного металла чернь начнёт ворошить прах её мужа. «О женщины! Ничтожество вам имя», – Калошин буркнул, что это слова Шекспира, если кто не знает, тяжело вздохнул и продолжил рассказ. – Стало невыносимо противно, в первую очередь по отношению к самому себе. Я поднялся со скамейки и собрался было уйти прочь.
– Мужик, подойди-ка сюда, – махнул рукой долговязый. Несколько отвлечённый от реальности страхом, раздумьями и самокопанием, я не сразу осознал, что призыв относится ко мне.
Я подошёл к могиле. В ту же секунду лопаты глухо застучали о дерево. Рабочие немного расширили яму и стали по её торцам. Затем крепыш просунул конец гвоздодёра между крышкой и гробом и нажал на инструмент. Ту же самую операцию проделал и высокий могильщик. Пронзительно заскрипели гвозди.
– Давай, мужик, принимай, – они подали мне крышку и вылезли из ямы. – Ну, чё стоишь? – крепыш шумно высморкался и подтолкнул меня к могиле. – Бери свои документы скорее. Поди не на пикнике.
– Я? – вопросительно прохрипел мой голос.
– Наше дело – откопать клиента, а насчёт остального мы не договаривались.
Рабочие отошли в сторону и закурили.
На ватных ногах я подошёл к могиле и глянул в её полутораметровую глубину. Иосиф Львович был совершенно спокоен. На его бледном лице, освещённом луной, не дрогнул ни один мускул. Разумеется, происходящее не произвело на него никакого впечатления. Я спустился в могилу. Пугающая тишина сомкнулась над моей головой. Нагнувшись над телом, я засунул руку в правый внутренний карман пиджака покойника. Пусто. В левом мои пальцы нащупали какую-то бумажку, и… тут я ощутил дыхание Иосифа Львовича. Я медленно повернул голову и увидел, что он улыбается. Едва заметно, но так, знаете ли, ехидненько. Некоторые это умеют делать даже после смерти… Потрясение было столь внезапным и значительным, что я замер в невесомости страха. И вдруг неожиданное открытие пришло мне на ум: покойники живут в своём, невидимом для нас, здравствующих, мире. Всё, происходящее в замкнутом пространстве некрополя, является невероятно значительным для их бытия. А тут вдруг такое! Границы здравого смысла напрочь отсутствовали.
