не могу, разве ж можно?!
– Надевай! – строго сказала Арина Тимофеевна, сведя брови в линию. – Чего уж в сундуке лежать, пылиться… А тут ровно он на покос с тобой сходит…
В карих глазах блеснули слёзы, смутившись нахлынувших чувств, она резко повернулась и пошла в избу. Ванька проводил её взглядом: Арина Тимофеевна была кареглазая и темноволосая, а дети, все до единого, – русые и голубоглазые.
«Все в батюшку, видать», – мелькнула мысль.
Второй день был так же тяжёл, как и первый, если не хуже. Сначала Ванька думал, что умрёт, не сдюжит, но уже после первого ряда тело разошлось, боль, одолевавшая каждую клеточку, улетучилась. Осталась только невыносимая тяжесть во всех членах. Как он дотянул, допёхал до первого перерыва на завтрак – понятия не имел. Рухнул как подкошенный на приветливую сочную траву, руки-ноги не поднимались, тряслись.
– Ваня, квасу попей! – Савка протянул кувшинчик.
– Не могу, сил нет, – пробормотал Ванька.
– Съешь что-нибудь, а то не сдюжишь до обеда! Хоть огурчик!
– Не могу… – он уткнулся в траву и полузакрыл глаза. Хотелось не двигаться. «Пусть будет что будет! Не встану!» – мелькали мысли.
– Ты что, паря, жилы надорвать себе вздумал? Дрожишь, ровно студень! – противно хихикнул Тит, щуплый чернявый мужичонка, за которым сегодня встал Ванька. В чём душа держалась – неизвестно, но шёл он споро, литовкой махал бодро и аккуратно, словно и вовсе не устал.
– Тебе при барыне сидеть и крошки с её рук подъедать! На жатву он пришё-ол! – брезгливо протянул Тит. У Ваньки не было сил даже ответить, за него вступился Савка:
– Ты чего к нему пристал? Ровно банный лист к заднему месту! Ваня – мастер на все руки, он даже печи класть умеет! Вот захотел новым умением овладеть, потому и сюда пришёл, а ты надсмехаешься над ним, как нехристь какой! – отрок аж покраснел от негодования.
– Да Тит не об том мыслит, а?
– Его жаба гложет! – раздались голоса мужиков, сидевших поодаль. Они вроде и были поглощены своими делами, уплетали принесённую снедь, однако все прислушивались к разговору.
– Не его Арина ночевать к себе взяла, а парня пришлого!
– Видать, по нраву он ей пришёлся, угодил! вон и мужнину рубаху подарила, – довольно беззлобно продолжали подшучивать мужики.
Савка не знал куда деваться, он и рот открыл сказать что-то, и сказать-то что не знал, закрыл его, покраснел пуще прежнего, глаза сверкали. Ванька пересилил себя и поднялся во весь рост, который у него был не маленький, медленно снял дарёную рубаху, превозмогая ломоту в мышцах, и потянулся. Скрестил руки на груди и слегка навис над Титом:
– Языками-то вы чесать мастера, как я погляжу. На беззащитную женщину куда как легко напраслину возвести. Мужа нет, сын малой пока, ответ дать не сможет. Ну, приютила она меня, рубахой подарила, приголубила, как сына, а вы и рады наговорить с три короба. Мужики вы или бабы?
– Ты что, пугать меня
