(точно не я), мама плачет – Рите стыдно. Теперь мне стало стыдно снова. Меньше всего я ожидала, что мама расплачется при посторонних. И я начала ее утешать, что-то бубнила и даже погладила по мокрым волосам. Мама неожиданно улыбнулась мне и сказала: «Надеюсь, что всё скоро закончится». Ага, как бы не так!
Толстая тетка оказалась следователем. Она промурыжила нас в своем кабинете почти полтора часа, выпытывая всякие подробности. Не на ту напала! Мне ужасно хотелось есть, мне хотелось домой и не хотелось никаких подробностей. Ничего толком не добившись, толстая тетка и Анна Сергеевна отпустили нас. Когда мы ехали домой, то Игорь сказал, что у меня состояние фрустрации и что это пройдет нескоро, главное, на меня не давить, но и не делать вид, что произошло что-то страшное. Я ни в чем не виновата, и не надо меня наказывать. Это ему посоветовала Анна Сергеевна. В общем, типичный случай с названием «На-контакт-не-идет».
На следующее утро меня не пустили в школу, и это не могло не доставить мне дикой радости. Я продолжала лежать в кровати, а мама осталась со мной дома. Она жарила, парила и варила. Ибо только так мамы представляют себе рай для детей. Интернет у меня не отключили, смартфон не отобрали (а могли бы). А вот это уже точно – рай. Но раз Игорь сказал, что я ни в чем не виновата, то и наказывать вроде бы не за что. Провалявшись полдня на диване со смартфоном, я изрядно отлежала себе все бока. У меня на полчетвертого был назначен бассейн, и его мне пропускать совершенно не хотелось, но мама была настойчива. Она сказала: «Отдыхать так отдыхать!» и впихнула в меня изрядный кусок домашней пиццы. Потом, увидев, что я совершенно расслаблена и даже слегка увяла от переедания, она подсела ко мне и доверительным голосом сказала: «Ну, маме-то ты можешь все рассказать, доченька». Я обреченно вздохнула. Да, недолгим было счастье покоя.
– Мама, мне нечего тебе рассказать, я почти ничего не видела и не запомнила.
– Понимаю, ты сильно испугалась, доча, но всё уже позади. Надо просто забыть о плохом.
– Вот я и пытаюсь.
–Ну-ну. Я не это хотела сказать, я хотела узнать, как все это было, я же переживаю, мне же надо знать, я же мать.
Я поняла, что мне не отвертеться, и решила, что надо быть максимально краткой в своем рассказе.
– Ты меня будешь ругать?
– Господи, нет, конечно!
– Ну, я шла в музыкалку, уже опаздывала, не поела. Нас задержала русачка, сказала, что надо в тексте ошибки исправлять. Я вышла, уже никого не было из попутчиков. Пошла мимо сосен, вдоль дороги. Иду себе, иду. Смотрю: стоит машина, белая, длинный корпус. И трясется. Дверь сбоку открыта. А там Лерка. Наполовину в машине, ноги – на улице. Я ее по куртке узнала и по дурацким кроссовкам с фонариками на подошве. Ну, я и подошла к Лерке, дернула ее за ногу. Она от испуга заорала. И тот мужик тоже заорал.
– Какой «тот мужик»? – мама умела вычленять главное.
– Тот, который на прошлой неделе показывал мне фотографии на телефоне.
– Риточка, лапочка, какие фотографии? Я
