ему, проводящему много, уж очень много времени среди своих воинов, чьи голоса были под стать голосу Джэндэ, от которых даже крепкие ноги резвых коней сотрясались. А если бы услышали их вот эти нежные уши аристократок? Но такие звуки всё, же, приходилось слышать ему, когда была жива ещё мать. Невольно такое сравнение пришло на ум. И от этого душа воина, хана лишь возносилась на вершину неуемной радости.
– Что же вы молчите, будто копьё проглотили? – подытожила свой вопрос Алиния, выводя тем самым молодого хана из разлумий о дивной мелодичности её голоса.
Хан Аурик лишь помотал головой, давая знать о том, что не знает, не ведает ни единого слова из мелодично прекрасного языка величественной Кранции. Принцессе Алинии блеском молнии предоставила память о том эпизоде прощания, где слова хана передавал воин-переводчик. Да он и здесь присутствует. Посредство его языка, но присутствует, стоя у стены. Ну что же, она сделает общение односторонним.
– Я думала – Вы только и есть пугало огородное. Но не знала, что у Вас хватает столько нахальства, наглости пригласить меня таким движением галантности. Где этому научились? Вот потому и спросила. Вы понимаете меня – хан всего нахальства, всех наглостей собранных вместе, – говорила вдохновенно прекрасная принцесса, упиваясь явно такой предоставленной возможностью, таким превосходсством в этой неординарной игре, в этой незримой борьбе противостояния.
Хан же только и мотал головой, будто сожалея о том, что недоступен ему их ярко мелодичный язык, подобный резвому ручью из чистого родника. Величавый же танец аристократии был в самом обороте, заворожив, захватив всех до единого. Принцесса Алиния же продолжила вот эти «комплименты» в сторону неожиданного спутника по этой линии:
– Да простит меня его высочество, что забыла я принарядиться в Ваш дар, но я благодарна, и за бриллиант, подаренный отцу тоже. «Синяя звезда» искрится, играет всеми цветами радуги, так и завораживает, но не это главное…
Но что, же, главное дли Алинии – старшей дочери короля? И красавица-принцесса, преисполненная самой вдохновенностью, продолжала, как бы утолять любопытство молодого хана:
– «Синей звездой» назвали поистине колдовской предмет, вводящее разум в такое непосильное притяжение противоестественного искушения, в самые сети дьявола, в самое лоно безрассудства. Разве звездой является сей камень раздора?
Знала бы принцесса Кранции, что молодой хан диких нанголов был точно такого же мнения, усматривающий в «синей звезде» просто камень блестящего свойства и всего лишь. Но всё, же, сей драгоценный камень, сей бриллиант явился его коронным приёмом там, в тронном зале, да и в предстоящих переговорах, от которых никакой лёгкостью и не веет. Но как сводит он с ума людей разных положений, кровей, цветов кожи?
Холодная дочь короля, спутница по танцу, кажется, так и взошла в самый зенит своих рассуждений и не важно, было ей, понимает он её или нет, но всё, же, именно ему, не знающему
