и гордо, как Дон Кихот вышел в нужную, на это раз, дверь.
ЧАСТЬ 3.
I Верена.
Три главных правила.
– Не волнуйся, – сказала я Ральфу, который явно нуждался в этих словах. – Запомни главные правила. Их три. Штрассенберг всегда примет Штрассенберга, вне зависимости от дальности родства. Штрассенберг встает за Штрассенберга везде и всегда. Фамильный графский замок – место, где все мы равны и… единственное место, где мы можем расслабиться и искренне ненавидеть друг друга, так что не принимай все на свой счет.
Ральф усмехнулся, но больше из вежливости.
– Надеюсь, графиня в достаточной степени Штрассенберг, чтобы принять меня.
– Марита тебя примет, – сказала я. – Иначе, ей придется отменить гала-ужин для не-членов семьи. На это она никогда в жизни не пойдет. Так что не беспокойся.
– Ты говоришь не смолкая, – оборвал он. – Волнуешься?
– С чего вдруг?
– Из-за встречи с отцом…
– С которым из них? – огрызнулась я. – Вас уже четверо и как знать: Джесс может замутить с санитаром.
Ральф не ответил: наша машина тронулась, проехала еще пару метров и снова встала примерно в ста метрах от парадного входа. Лужайка перед домом была круглая и я увидела номера одного из отъезжающих лимузинов. Михаэль! Водитель Лизель Маркуса.
Сердце забилось где-то у щитовидки, руки вспотели и напряглись. Лизель не было в городе, но мой отец… мой настоящий отец, приехал. Вот почему я помчалась к Ральфу, вместо того, чтобы просто ждать
– Не волнуйся, – предложил Ральф. С улыбкой, но без издевки. – Главное, не забудь принять его, как принято среди Штрассенбергов.
Я посмотрела на его профиль.
– Ты издеваешься?
– Нет, – сказал он устало. – И я не ржу.
Когда мы, наконец, смогли выйти из машины, отдав верхнюю одежду кому-то горничных, Ральф был куда взволнован ее меня. Марита и Себастьян, как всегда лично, приветствовали гостей и все то время, пока мы стояли в очереди, глаза Ральфа не отрывались от хрупкой фигурки жены отца.
– Не волнуйся, – снова сказала я. – Она – никто. Женщины в нашей семье – расходник. Мы не имеем своего мнения, а если имеем, то храним его при себе.
Ральф не ответил.
Он выглядел ослепительно в своем черном смокинге и ярко-белой рубашке, но чувствовал себя совсем не так хорошо. Этикет, знакомый с детства всем остальным, произвел на него неизгладимое впечатление. Ральф всегда был честолюбив и сама мысль, что он отныне – один из Штрассенбергов, заставляла его подрагивать.
Он достиг зенита в своей же собственной голове. И тем не менее, он не был законнорожденным. Он сомневался.
Очередь возбужденно жужжала: всем хотелось как можно скорее представиться, засвидетельствовать свое уважение и сесть за стол. Этикет был давно изучен и надоел, но кормили у Мариты превосходно.
Я видела, как Ральф рассматривает гостей. Его тут, конечно, все уже знали, но он пока еще никого
