в мое отсутствие снова подходил официант, потому что я увидела перед своим креслом очередной джин с тоником. Питер был настолько поглощен беседой с Леном, что оставил без внимания мое возвращение. Эйнсли помалкивала, потупив глаза и позвякивая кубиком льда в стакане с имбирным лимонадом. Я внимательно изучила ее внешность в нынешней версии: розовая и белая, она смахивала на сидящую в рождественской витрине большую пухлую куклу с упругой моющейся кожей, стеклянными глазищами и искрящимися искусственными волосами.
Я прислушалась к голосу Питера: он звучал как будто издалека. Он рассказывал Лену историю, связанную, как мне показалось, с охотой. Я знала, что раньше Питер увлекался ей, любил ходить с большой компанией старых друзей, но мне он мало что об этом рассказывал. Он как-то обмолвился, что они никого не убивали, кроме ворон, кротов и прочих мелких хищников.
– …В общем, я ее вспугнул и – бабах! Один выстрел, прямо в сердце. Остальные кролики бросились врассыпную. Поднимаю я эту крольчиху с земли, а Триггер говорит: «Ты же сможешь ее освежевать? Просто вспарываешь ей брюхо, хорошенько встряхиваешь, и внутренности сами вываливаются». Достаю я свой нож – у меня хороший нож, немецкая сталь, – вспарываю ей брюхо, беру за задние лапы и так трясу, как будто хочу душу вытрясти. Кровь, внутренности – во все стороны, и я тоже весь в этом дерьме, представляешь, с веток свисают кроличьи кишки и все деревья вокруг красные от крови…»
Он рассмеялся. Лен обнажил зубы. У Питера изменился тембр голоса – до неузнаваемости. Но тут в моей голове промелькнул девиз «ТРЕЗВОСТЬ»: нельзя, предупредила я себя, чтобы мое восприятие Питера было искажено под воздействием алкоголя.
– Боже, ну и весело же было. Хорошо, что мы с Триггером захватили с собой старые фотоаппараты, и эту картину удалось запечатлеть во всей красе. Вот что я хотел спросить: ты же по роду занятий наверняка разбираешься в фотоаппаратуре… – И они с Леном пустились самозабвенно обсуждать японские объективы.
Питер говорил все громче и быстрее – теперь было просто невозможно уследить за потоком его слов. Я отвлеклась от их разговора и стала разглядывать картину с лесным пейзажем. Она представилась мне слайдом, демонстрируемым на стене через проектор в темной комнате: цвета сочные – зеленый, бурый, красный, и ярко-голубое небо. Ко мне спиной стоит Питер в клетчатой рубашке, с ружьем на плече. Группа его закадычных друзей, тех, с кем я никогда не встречалась, окружили его, их лица озарены солнечными лучами, пробивающимися сквозь кроны непонятных деревьев, и забрызганы кроличьей кровью, а губы искажены веселым смехом. Но крольчиху на картине я не увидела.
Прижав ладони к черной столешнице, я подалась вперед. Мне хотелось, чтобы Питер повернулся и заговорил со мной, хотелось услышать его обычный голос. Но он ко мне не повернулся. Я стала смотреть на три других отражения в черной полированной поверхности, похожей на дождевую лужу: одни подбородки, ничьих глаз не видно, кроме глаз Эйнсли – она спокойно смотрела на стакан с лимонадом. Через
