подозревать, что я на стороне невесты. Когда он произнес эту тираду впервые, я развеселилась, начала острить и даже попыталась его утешить.
– Ну теперь-то уж ничего не попишешь, – рассудила я тогда. – Но ведь может так случиться, что все у него будет хорошо. В конце концов, она же не младенца совратила. Ему ведь двадцать шесть?
– Это мне двадцать шесть, – мрачно ответил Питер.
Так что на сей раз я ничего не сказала. Только подумала: «Хорошо, что Питер разразился этой речью до нашей встречи с Леном». Я встала и подала ему мороженое в креманке, что он воспринял как выражение моего сочувствия, обнял меня за талию и печально прижал к себе.
– Боже, Мэриен, – пробубнил он, – не знаю, что бы я делал, если бы ты меня не понимала. Многие женщины не поняли бы, но ты такая чуткая.
Я нагнулась над ним и гладила его волосы, пока он ел мороженое.
Мы оставили машину там, где обычно: в переулке за «Парк-плазой». Зашагали к входу в отель, я продела руку Питеру под локоть, и он рассеянно улыбнулся. Я улыбнулась в ответ и обрадовалась: хорошо, что он не пребывает в мрачнейшем расположении духа, таком, когда только что не зубами скрежещет, – и тут он положил другую свою руку на мою. А мне захотелось тоже положить другую свою руку сверху, и я подумала, что когда моя рука окажется над его, он вынет свою и положит сверху, а потом я выну свою и положу сверху – так мы в школе играли на переменках. И я с нежностью сжала его ладонь.
Мы дошли до «Парк-плазы», и Питер галантно открыл мне тяжелую, с зеркальным стеклом, дверь, как делает всегда. Он вообще очень щепетилен в таких мелочах: он и дверцы машины для меня распахивает. Иногда кажется, что он вот-вот щелкнет каблуками и отдаст мне честь.
Пока мы ждали лифт, я разглядывала наше отражение в гигантском зеркале. Питер был одет нарочито неброско: коричневато-зеленый летний костюм, покрой которого подчеркивал функциональную соразмерность его фигуры. Все аксессуары были подобраны в тон костюму.
– Интересно, Лен уже там? – спросила я, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале. Пожалуй, я вполне соответствую ему по росту.
Открылись двери лифта, и Питер бросил девушке-лифтеру в белых перчатках: «На крышу, пожалуйста». Кабина мягко поплыла вверх. Вообще «Парк-плаза» – это отель, но наверху есть бар, одно из излюбленных мест Питера, где можно посидеть и спокойно пропустить стаканчик – потому-то я и предложила Лену встретиться там. Когда сидишь на самой верхотуре, возникает ощущение вертикали, что редко бывает в городе. Помещение хорошо освещено: здесь нет той кромешной тьмы, как в других таких же заведениях, и тут чисто. Никто, похоже, не напивается до безобразия, и можно нормально говорить, не вопя друг другу в уши: нет ни ревущих колонок, ни живой музыки. Кресла удобные, интерьер оформлен в стиле восемнадцатого века, и все бармены знают Питера в лицо. Эйнсли рассказывала, что однажды, когда она была там, кто-то пригрозил покончить с собой, спрыгнув вниз со стены патио перед баром, но не исключаю, что
