американским евреем, который принадлежал к ортодоксальной церкви, и в его семье соблюдались обряды, давно забытые обрусевшими евреями из России.
У внучатого племянника Семена, состоялась бармицва, на это дело пригласили почти 400 человек, сначала в синагогу, потом на вечеринку. Мы с Ниной за день до этого события пошли помогать готовить родне стол. Еда должна была быть кошерной, и маленький сморщенный девяностолетний вполне еще бодрый, несмотря на усохший вид, старик присматривал за нами, чтобы мы совершили омовение рук перед готовкой. Он же разбивал куриные яйца для женщин, они не могли это делать, тогда пища не будет кошерной.
Мне хотелось получше узнать о том, чем отличается кошерная курица от куриц, поедаемых простыми смертными, неевреями, во всех уголках мира, но не удалось.
Семен меня закормил всяческой вкусной едой, и мне было нехорошо с желудком ночью, а утром я не смогла пойти на обряд в синагоге и грустно смотрела, как Семен вытащил откуда-то крохотную ермолку и нацепил себе на голову:
– А где твои пейсы? – ехидно спросила я.
Но Семен был настроен серьезно, только показал кулак на мою подковырку, взял Нину под руку и они ушли, а я легла поспать еще немного после бессонной ночи.
Вернувшись, Нина рассказывала, что церемония прошла очень хорошо, мальчик держался уверенно, не сбившись, произнес текст, который положено было ему произнести.
– Жаль, что ты не пошла, тебе было бы интересно, когда еще попадешь на такое.
Я только вздохнула. Ясно было, что никогда.
Нина описала мне подсмотренную в церкви сценку. Молодой еврей, стоя на коленях, усердно молился, бил поклоны, а его полуторагодовалый сын в это время играл с огромной черной бородой отца, дергал ее, проверяя на прочность, потом залез и спрятался под нее, и, наконец, вылез посреди бороды и уселся на нее перед самым носом отца, а тот продолжал молиться, не обращая никакого внимания на проказы сынишки.
К вечеру я отлежалась, и мы пошли на вечеринку, для которой и готовилось столько еды.
– Просто как для огромной свадьбы, – сказала я племяннице Семена, матери мальчика.
– Нет уж, всё, – ответила она мне. – Здесь свадьбу готовят родители невесты, а мы уже отмучались (у нее было два сына).
Попав в обществе эмигрантов, я не была психологически готова к расспросам про Россию, не понимала в первый момент, что эти люди хотят услышать от меня. Они уехали, потратили массу сил на переезд и им нужно было знать, что там трудно живется, что они не зря старались, не сделали ошибки, уезжая. Само собой как-то подразумевалось, что я мечтаю совсем осесть в Америке, и, хотя это было не так, я не противоречила. Все эти люди устроились здесь лучше, чем они были устроены там, в России, но на самом деле, грустили по прошлому и им хотелось слышать, что если бы они остались, то прозябали бы, а тут им хорошо. Но очевидно,
