никакой банды не было и в помине, а были только два глупых юнца и их неудавшаяся месть. Отомстили мы тогда, выходит, только самим себе. Но всё-таки страх у уполномоченных остался. Они долгое время не приезжали в нашу деревню.
А в конце декабря 1930 года по стране началось раскулачивание и организация колхозов (коллективных хозяйств – артелей и коммун). Председатель сельсовета стал председателем артели. Он не раз говорил с отцом, чтобы тот вступал в артель и сдал своё имущество, но отец наотрез отказывался.
– Не надо мне никакой артели, как можно всё отдать на общее пользование, если это принадлежит мне?
И вскоре утром ни свет ни заря в ворота кто-то громко постучался. Мачеха накинула на себя шабуру и выбежала во двор.
– Открывайте! – раздался с улицы чей-то мужской голос.
Распахнув ворота, она увидела несколько повозок с красноармейцами, вооружёнными винтовками и тачанку с пулемётом. От увиденного мачеха невольно попятилась назад, споткнулась, ноги её подкосились, она упала, но тут же поднялась.
Перед ней стоял худенький, с измождённым от изнурительной службы без сна и отдыха лицом молодой человек командир отряда ОГПУ. Его глаза горели ненавистью к врагам революции. Играя револьвером около её лица, он приказал.
– Зови хозяина!
– Н-никита, вы-выходи! Т-т-тут пришли к тебе! – заикаясь и пятясь назад, крикнула Авдотья, не отрывая испуганного взгляда от оружия, направленного на неё.
Отец не торопясь вышел, он сразу понял, в чём дело, напрягся и покраснел. На лице заиграли жилы, вена на лбу налилась кровью.
– Мельников Никита Евдокимович? – командир отряда недобро взглянул на отца.
– Да. Он самый.
– Мы вас раскулачиваем, ознакомьтесь с Постановлением и распишитесь.
– Я неграмотный.
– Ну, поставьте крестик.
– Что значит раскулачивание? Кто здесь кулак?
– Так вы, Никита Евдокимович. Вы и есть кулак. Вас оповестили, что всё принадлежит теперь артели?
– Не согласен я.
– Согласия вашего не требуется. Мы всё конфискуем.
Услышав эти слова, Авдотья громко вскрикнула, словно сражённая пулей, и упала в обморок. Я подбежал и стал трясти её.
– Мама, мама, очнись!
Она пришла в себя:
– Миша, что они сказали? Я не поняла.
Тут подбежал Рома и увёл мачеху домой. Отец стиснул зубы да так, что я услышал, как они заскрипели. Командир положил перед отцом бумагу, на которой ему пришлось поставить крестик. Красноармейцы стали выводить скотину и лошадей. Коровы мычали, овцы блеяли, кони фыркали. У отца земля уходила из-под ног, он стоял, пошатываясь, сжав кулаки. В это время я заметил, что его держали на мушке два красноармейца. Они видели, что так называемый кулак того и гляди набросится на командира.
У нас забрали весь скот: лошадей, коров, овец, свиней. Этот день стал переломным в нашей судьбе. Всё, на что мы рассчитывали и надеялись, было унесено, словно наводнением, или сожжено
