замерла.
– Я вижу, вы сами поняли, что это была обычная психушка.
– В которой подавали икру на завтрак и омаров на обед, – вырвалось у Маши.
– Вижу, вы уловили суть, – Лиля опять засмеялась, только теперь в ее смехе была горечь.
– Это было так необходимо?
– Вы имеете в виду необходимо ли было помещать меня в психушку?
Маша кивнула. Такая сильная, всемогущая, горделивая Лилия Нежина по ту сторону «голубого экрана», теперь казалась Марии несчастным ребенком, ненужным своим родителям и раздавленным тем грузом ответственности, который ей пришлось нести с самого своего рождения. Ей не позволено было быть больной, уставшей, некрасивой, и, наконец, бездарной. Маша впервые в жизни подумала, что она родилась счастливым человеком, ведь ей не надо было ничего из себя строить, чтобы бабушка ее любила.
– Не знаю, хотя… нет, я не уверенна. В семнадцать, знаете, это ведь весьма непростой возраст для детей, я начала бунтовать, красила волосы в черный цвет, обвешивалась цепями и черепами, в общем, сходила с ума по полной программе, а моим родителям это было неудобно, понимаете. Однажды, мы с той моей компанией накурились какой-то бодяги и напились, в общем, я попала в больницу с отравлением. Меня записали в суицидники, думаю, что без моей мамочки здесь не обошлось, и отправили в клинику. В девятнадцать я вышла оттуда другим человеком, я решила, что проще подчиниться и принять, чем бороться, я поклялась себе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы больше никогда не попасть в подобное заведение. У меня вроде все успешно складывалось, но месяц назад я получила письмо с угрозами.
– Вы сохранили его?
– Его нет, а вот последующие десять – да.
Лиля вскочила, быстро подошла к окну и снова закурила.
– Десять?! – Маша тоже встала и подошла к женщине. – И чего же в этих письмах хотят? – осторожно спросила она, взяв Лилю за дрожащие руки.
– Хотят? – рассеянно повторила гостья. – Рассказать моей дочери правду.
6.
Целый день Мила провела в полном одиночестве. Тетя Софико появилась пару раз, чтобы наскоро накрыть на стол и усадить за него Милу. Та ела мало и без аппетита, чем заставляла хозяйку хмуриться и качать головой. Мила бездумно слонялась по дому, качалась на качелях и то и дело пыталась заглянуть за забор соседнего дома, за которым несколько часов назад скрылся Иван и до сих пор ни слуху – ни духу.
– Шла бы к морю прогуляться, – раздалось за спиной.
Мила вздрогнула и повернулась.
Тетя Софико стряхнула свой цветастый платок и снова примостила его на голове.
– Скучно, небось, тут.
– А Иван скоро придет?
– Скоро. Но ты иди. На вот, – Софико сняла с плеч еще один платок с длиной бахромой и замысловатым узором и накинула его на Милу.
– Ветрено сегодня, однако.
Поняв, что узнать от этой женщины ничего не получится, да и почему-то ее хотят
