style="font-size:15px;"> – Витя, тебе не наливаю, на работу. А я за компанию пригублю.
Мама налила мне в рюмку водочки и себе на донышке. И после добавила:
– Небось, два года спиртного не видел, чтоб не охмелел.
– Ну, да! – я ухмыльнулся, отвернувшись в сторону брата.
– Вечером нагоним, – подытожил брат.
– Отдыхай, сынок, – мама собиралась на работу, – мам, вы, потом обедом внучка накормите?!
– Ступайте с Богом! Накормлю, конечно. Голодным не оставлю. Может петуха зарубать? И бульон на борщ будет и мяска домашнего покушает…, – засуетилась бабушка.
Два дня я отъедался, отсыпался, по вечерам с батей вели серьезные мужские разговоры, как там и что там. Отцовскую проницательность не обмануть, в отличие от материнской слепой любви. Если честно, то меня не тянуло даже в общество. Дома было так душевно, что мне никак не верилось, что я дома, после двух лет отсутствия и непривычно.
Пройдясь днем по посёлку, я не встретил ни одного своего одноклассника или человека, с кем был близко знаком. «Нужно съездить в родную деревню», – подумал я. На второй день сходил с братом к его другу с подходящей «кликухой», он называл его «Слон» и этим все сказано. Саня был с большим чувством юмора, имел замечательную коллекцию музыки, неведомо где записанной, отличного качества, как и сама аппаратура, на которой мы эту музыку прокручивали в отдельной от дома «зимней» кухне, расположенной от дома через двор.
Там было уютно. Поставили небольшой журнальный столик, вино, скромную закуску. Здесь можно было курить с открытыми и дверью, и форточкой, дабы мы не прокоптились. Хорошая мужская компания, в которой главенствующей темой, конечно, была служба.
Говорили не только о Морфлоте, это была первая возможность послушать от брата, как он отслужил и не по письмам, где в двух словах говорилось, что служба идёт хорошо и кормят, «как на убой». Саня служил в ракетных войсках в Подмосковье. Разошлись уже когда первые петухи проснулись и «заявили», что скоро рассвет.
На третий вечер, брат всё же «уломал» мне составить компанию, которая должна состояться у одной из девиц дома, и она пригласит по такому случаю подружку. Предложенная девица мне не приглянулась, хоть у неё горели глазки и желания, не потаённые, а «кричащие» были написаны на лице.
Когда посиделки за шампанским и затем вином закончились, а в комнате слабое освещение ночника создало интимную обстановку и я почувствовал на своем лице жар её дыхания и стеснение дыхания от крепких объятий, мне стало не совсем по себе, если почти ничего не сказать. Я её не то, что не хотел, мне было брезгливы даже прикосновения, не говоря о том, что я мог представить в продолжении.
– Куда ты, пупсик? – спросила томным голосом Татьяна!
– Выйду, покорю, – ответил я моей сегодняшней «сводне».
– Так кури тут, мы тут тоже все курим, если хочется…
– Нет. За одно и воздухом
