его тон подразумевал именно их. Судя по тому, как мастер надулся, он все понял. Проблема была в том, что ничего не понял барон.
Вместо того чтобы прислушаться к голосу разума (который в эту минуту говорил устами садовника), сэр Барни решил, как обычно, послушать голос лести (которым в эту минуту вещал Алукардо Гавальди). В конце концов, барон не врал: он никогда не менял своих решений, а поддаваться лести он решил еще в детстве. В итоге Эпл узнал, что завтра же с утра примется за большую покраску растений в поместье, чтобы управиться за день. А если растения потом умрут, жизнерадостно сообщил сэр Барни, это не беда, ведь так просто посадить новые.
Вдобавок ко всем радостям этого дня Эплу подбросили еще одну работенку: установить бронзовые светильники по периметру пруда, поскольку Алукардо Гавальди считал огненные отсветы на винного цвета воде «весьма и весьма роскошными», что позволит подчеркнуть важность барона (а барон любил подчеркивать свою важность).
Перетаскивая изящные, но безбожно тяжелые светильники из сарая на берег пруда, Эпл потел, кряхтел и припоминал хлесткие словечки, которыми его обсыпал пару дней назад кузнец, чтобы обсыпать ими Авокадо Гавальди (как он обозвал его про себя).
Расставив все светильники, Эпл притащил к пруду ящик свечей и упал рядом с ним. Сил осталось лишь на то, чтобы полюбоваться своей работой. Светильники торчали, словно какие-то пики, нарушая привычный спокойный образ этого места. Любоваться было нечем.
Взгляд садовника упал на сломанную лопату, и он вспомнил, что так и не отнес ее на починку кузнецу. Самое время сделать это сейчас, решил он и поднялся с ловкостью набитого соломой пугала.
Тумн был один, и это было плохо. Отблески пламени плясали на его вспотевшем лице, дорисовывая недобрый образ. В одной руке он держал брусок металла, раскаленный докрасна на конце. В другой, занесенной над головой, – огромный молот. Эпл подивился, как человек вообще способен поднять такую громадину.
– Тумн, я…
– А-а-а, вот и наш герой! – Кузнец грохнул молотом по металлу так, что у садовника зазвенело в ушах. – Свалил меня, значиться?
– Э-э, Тумн, не так все…
– Свалил – меня – ТЫ??? – взревел кузнец и вдруг прыгнул на Эпла с криком: – А ну поди сюда, огрызок!
Разумеется, никто не станет осуждать Эпла за то, что его естественной реакцией было сделать наоборот.
Он вылетел из кузницы и побежал изо всех оставшихся сил, где-то споткнулся, уронил лопату, оглянулся, увидел горящие глаза кузнеца и тут же пожалел, что уронил лопату. Кузнец выказал неожиданную для такой массы мускулов прыть и не отставал от садовника. Каким-то чудом ноги донесли Эпла как раз до берега Изумрудного пруда. Донесли – да там и оставили.
Эпл заверил кузнеца, что ничего плохого ему не желал, что задел ту лестницу случайно, что никому, ну, почти никому, кроме Салли, о том случае не рассказывал, да ведь и рассказывать-то было не о чем, правда, так, несчастный случай, а еще что к пропаже сапог, то есть сапога, вообще отношения
