и рассказчица кивнула.
Самым последним клочком воспоминаний, добивших двух затворниц, ставших вдруг близкими и влюбленными друг в друга, стало письмо Алексы. Крошечный клочок бумаги с ровным детским почерком стал мостиком, соединившим их разрозненные миры воедино.
«Мне очень жаль, что все так получилось. Я надеюсь, однажды, ты позволишь мне стать частью твоей жизни, и тогда мы познакомимся вновь. Люблю тебя», – гласила она.
Мелани протянула записку девушке и та, перечитав, снова прильнула к родному боку, задыхаясь от момента нежности.
– Я готова познакомиться, – обняла она дочь. – Я так рада, что ты обо всем знаешь!
– Я тоже рада знать теперь себя такой, – проговорила Алекса, глядя на развал фотографий вокруг двух обнимающихся фигур.
21
Ночи в больничной палате были тихими и длинными. Начинались они точно в тот момент, когда Дениэл выгонял домой свою любимую до захода солнца, чтобы девушка не рисковала поездками по темноте на резвом спортбайке, и заканчивались утренним обходом. Одиннадцать часов мужчина принадлежал сам себе. За это время любую мысль можно было обдумать, проанатомировать, препарировать и собрать назад, либо выкинуть из головы как непродуктивную. Чем он и занимался вечерами вот уже целую неделю.
Первой обработку прошли думы об Алексе. Дениэл ощутил себя ужасным трусом, что не сделал до сих пор предложение той, которая была его единственно возможной любовью. Непозволительно долго он ждал подходящего момента, но теперь придется подождать еще немного, потому что то, чем он являлся сейчас, мало было похоже на принца. Да и коня у него больше не было, увы.
Однако это не давало ему повода расслабиться и отпустить ситуацию на самотек. Наоборот, был повод собраться с силами и начать конструировать себя по частям, чтобы соответствовать своей уникальной повзрослевшей возлюбленной. Поэтому Дениэл, пока прозябал на больничной койке без возможности подняться, пытался восстанавливать мышцы тела, попеременно напрягая их. Теперь его локти выделялись на фоне сдувшихся рук массивным узлом, а некогда объемная грудная клетка немного вгибалась внутрь, словно скальпель хирурга вычленил что-то лишнее из нее. Возможно, так оно и было, если верить туманным воспоминаниям огромной ракушки из комы.
Его старания не проходили даром, он мог уже двигаться довольно свободно в пределах койки к всеобщему удивлению и возмущению врачей.
– Дениэл, Вы не выглядите как человек, которому едва спасли жизнь неделю назад! – Возмущался доктор Фергусон.
Но он ничего не знал о стимулах мужчины, ему просительны заблуждения.
Главным его стимулом была Она. Совершенно изменившаяся, неизведанная и загадочная, но такая близкая, словно связанная незримой нитью накрепко. Дениэл восхищался стойкостью и выдержкой этой хрупкой девушки, непонятно как совмещающей в своем характере несокрушимое мужество и воздушную
