только что выпили друг друга до дна. Мэри вот так, молча, просила Кобзаря остаться, не выходить из нее. Хотя он уже исчерпался, освободился сам, а тем временем мозг жил собственной жизнью. Олег до сих пор не верил: все это сегодня случилось с ним, сорокалетним, усталым и, чего там, не самым желанным отшельником в киевской чаще. Привычка крутить в голове все, что попадается, загоняться, путать себя разными версиями одного события мешала, как никогда. Мэри подарила забвение и ощущение полной свободы только на каких-то полчаса – с момента, когда Кобзарь потянулся к ней, а она сделала вид, что сопротивляется.
Оба понимали и принимали эту игру.
– Что? – спросила она тихо, касаясь губами уха.
– Хорошо. – Другого слова не нашел.
– Знаю. Побудь так еще.
Мэри прижалась сильнее, будто стараясь срастись с ним намертво, навсегда. Олег провел рукой по ее телу, по направлению к животу, задержавшись на шраме, который ощутил раньше, когда раздевал, но рассмотреть не имел возможности – она попросила выключить свет. Потом стало не до того, но сейчас палец уже водил сверху вниз.
– Не нужно. – В ее голосе смешались недовольство и раздражение.
– Я видел много шрамов.
– Очень интересно.
– У тебя свежий. Относительно. Кожица здесь, на зашитом месте, еще тонкая.
– Отстань. – Мэри убрала его руку, но осталась лежать сверху.
– Тебя резали. Не так давно. Не вчера, ясно. Даже не месяц назад. Раньше.
– Ну и что?
– Ты чего-то боишься. То есть кого-то. И тут шрам внизу живота. Или ты играла с самого начала и такой сказкой действительно цепляешь незнакомых мужчин, или для страхов есть причины. Говори, если уж мы тут.
– Старший, а глупее. – Мэри вздохнула, медленно сползла, но не отстранилась, теперь прижалась уже под боком, положила руку ему на грудь, провела легонько. – Кесарево сечение. Знаешь, с чем такое едят?
Кобзарь подвинулся, чтобы было удобнее повернуть голову. Окно не занавесил. На небе стояла полная луна. Даже при таком слабеньком свете он увидел, как снова напряглись мышцы на ее лице, а большие глаза блеснули на секунду опасным огоньком и моргнули.
– Так. – Олег оперся на локоть, глядя на Мэри сверху. – Ты родила.
– Это преступление? – Она отодвинулась к стене, глаза ее вновь блеснули.
– Нет конечно. У Пасечника… – он не понимал, почему его вдруг прорвало и понесло, поспешно зажевал, – ну… то есть… У одного моего старого приятеля… Тебе оно не надо…
– Ой, говори, раз начал.
– У моего приятеля нет детей и не может быть. Хотя он в браке двадцать лет. С женой проблемы, и не только эти. Короче говоря, родить не преступление, а счастье.
– Тебе откуда знать? Не похоже, чтобы ты был отцом.
– Такие люди, как я, тоже бывают, – признался Олег не столько Мэри, сколько себе. – Не все готовы к родительству. Я никогда не думал об этом. Может, если бы решился… – Его опять вело не туда. – Но я о тебе сейчас. Ребенок жив? Извини, если что.
– Жива и здорова. –
