Пульс прощупывается, слабенький, но живой. Патологоанатом потянулся к дверной ручке, резко дернул, но дверь не поддалась его желанию. Кто-то запер ее изнутри морга. Такой глупой промашки в его практике еще не было. Он приложил ухо к прохладной замочной скважине. Ни звука, ни шороха. В окна не заглянуть и не забраться – замазаны краской и зарешечены. Есть еще дверь с противоположной стороны, но она закрывается щеколдой изнутри. Что делать? Бить тревогу нелепо – скандал неминуем, что лишь на руку городским сплетникам и в минус его и без того странной репутации. На что способен парень в состоянии нервного шока, оставалось только догадываться. Но патологоанатом гнал жуткие мысли. Он вспомнил о пожарной лестнице и чердаке, которым никто не пользовался, по крайней мере, на его памяти. Правда, существует ли люк с чердака во внутренние помещения морга, патологоанатом не знал. Но нужно было попробовать этот вариант, потому как других не имелось.
Он выскочил под дождевой массаж. Дворик заливала вода. Тапки-калоши тут же захлебнулись грязевой жижей, стали скользкими, и их хозяин в белом медицинском одеянии больно шлепнулся в лужу, ударившись при этом локтем о любимую мраморную плиту. Боль так остро прострелила все тело, что даже ставшая мокрой, холодной, липкой одежда не причинила ему, старому аккуратисту, никаких неудобств. Он весь утонул в боли. Локоть пылал, но кровь, что вырвалась наружу из разорванных капилляров, осталась незамеченной патологоанатомом. «Сама плита, видно, жаждет слиться со мною. Хорошо, не голова получила ее страстный поцелуй, иначе бы моя мечта стала реальностью», – он шевелил губами, но не произносил свои мысли вслух. Он вообще говорил мало и редко. В большинстве же случаев роль его рупора охотно играла ночная дежурная, которая в данную минуту совсем некстати валялась на крыльце. Даже днем в свободное от работы время она крутилась в морге, незаметная, но тут же проявляющаяся по мере надобности своему шефу. Сейчас бы она ой как ему пригодилась, хотя бы ее глаза и уши, чтобы зорко следить за главной дверью, пока он полезет на чердак.
Он снова взбежал на крыльцо, тряхнул за плечи свою помощницу, но та не приходила в сознание. Что случилось? Почему? Ведь она не выпила даже своей дневной нормы алкоголя, которая всегда сохраняла в ней полный рассудок и здравие. Ее подбородок блестел от обилия вытекающей слюны. Патологоанатом поднял с пола брошенную им же самим косынку и мягко вытер ею лицо женщины. В ноздри ударил слабый, сладковатый залах. Он поднес косынку к носу. Да, запах шел от нее, вернее, от чего-то мягкого, что было внутри тканных складок.
Он тряхнул платок, в ладонь выпал ватно-марлевый тампон, пропитанный, по всей видимости, хлороформом. Откуда?! Он лихорадочно попытался выстроить цепочку мгновений, что произошли здесь, на крыльце, в его же присутствии, пока он предавался непростительному сибаритствованию в аромате курева. Наверное, тампон принесла дежурная, не на шутку перепуганная истерикой малого, чтобы обезвредить его до наступления рассвета. А он оказался сметливее
