моей душонки, обычно трусливой перед приказаниями отца, подойдя к мусорным бакам, я поднял и с силой швырнул туда ненавистные мне чемоданы, один за другим.
Назад я ехал в самом замечательном расположении духа. «Вот какой я молодец! – всю дорогу нахваливал я себя. – Решился и выбросил. И отцу так заявлю, не побоюсь», – с гордостью за себя, храбреца, думал я.
Но побояться даже очень пришлось. На остановке меня уже поджидал отец. Я ещё издали заметил знакомый коричневый плащ – в городе такого больше никто, кроме него, не носил. Бедное сердце моё сразу же забилось в груди сильнее, и я сжался в маленький беззащитный комочек.
– Ну что, сдал? – поинтересовался отец, как только я сошёл с автобуса… И вдруг, изменившись в лице, он заорал благим матом на всю остановку:
– Где чемоданы, сволочь! У тебя что их украли? – На миг я оцепенел от страха, но хохот находящихся поблизости людей быстро вернул меня в реальность.
– Я их выбросил, – выпалил я с торжеством победителя. И, зло посмотрев отцу прямо в глаза, добавил геройски: – Вместе с твоими вонючими бутылками.
– Ну-ка, ну-ка, иди-ка сюда, – поманил отец резко изменившимся, каким-то подозрительно-мягким вкрадчивым голосом, и волна нервной судороги пробежала по его покрасневшему лицу. – Иди сюда, паскудник! Я тебе сейчас голову оторву и выброшу её туда же, к бутылкам.
Не дожидаясь рассправы, я стремглав бросился прочь, как можно дальше от не на шутку разгневанного отца, страшного в своей ярости. На ходу громко плача, я проклинал во весь голос свою злую несчастливую судьбу и жестокого отца…
Глава 5. Детство
Начало
…Истошный вопль грудного ребенка разрывает тишину комнаты. Малыш кричит надрывно, заходясь в крике, и, замолкая лишь на короткое время, возобновляет свою жалобную песню снова и снова.
Но никто не откликается на его настойчивые просьбы о капельке обыкновенного человеческого внимания со стороны взрослых. Никто не идёт, не бежит к нему. Всем не до него: в соседней комнате вовсю гуляют. Слышится звон посуды, грохот передвигаемых стульев, громкие разговоры, пьяный смех…
Через некоторое время в комнату всё же, вероятней всего случайно, входит, пошатываясь, женщина – ярко накрашенная блондинка, броско и безвкусно одетая. От неё исходит запах вина и тянется шлейф дорогих духов. Наклонившись над детской кроваткой, она, пригрозив пухлым пальцем, украшенным массивным золотым перстнем, гневно шипит:
– Не ори, засранец. – Младенец замолкает. На женщину испуганно поглядывают широко раскрытые большие голубые глазёнки с блестящими бисерными капельками слез на красном, с синими прожилками, крохотном личике.
– Замолчи, идиот, – повторяет она пару раз и нетвёрдой походкой направляется к двери.
У самого порога её останавливает отчаянный крик грудничка. Таким образом он снова пытается привлечь к себе
