– почти не двигался. На несколько секунд на чердаке воцарилась гробовая тишина, после чего её нарушил тонкий, но уверенный голос юного графа:
– И поэтому ты не веришь моим словам, что мне не нужна никакая Дашкова, и поедешь строить новую жизнь в Афинах?
– Я поеду строить новую жизнь в Афинах, потому что Афины никогда не предпочтут мне княжну Дашкову. Под давлением отца или ещё чего-то… – с придыханием молвила Ксения. – А ты… ты…
– А я вот предпочту, – с заметной ехидцей заключил Дима и, не выказывая никакого желания продолжать с Ксенией этот разговор, – и даже видеть её! – решительным шагом направился к двери.
Видя ту боль, что читалась на его лице, она резко помрачнела. Сердце ёкнуло, и она кинулась за ним следом, схватив за локоть у самого порога. Он отдёрнулся в сторону, и в груди девушки всё сжалось.
– Дима!.. Пойми, я.. не могу упустить такую возможность. Она бывает раз в жизни… Остаться здесь с тобой и верить в сказку? Это не по мне.
– Надеюсь, что ты найдёшь ту сказку, которую ищешь… только обо мне даже больше не мечтай, – сказал он без каких-либо сожалений и, не оборачиваясь, бросился вниз по лестнице.
После такого он, должно быть, давно позабыл её. Она бы удивилась, если бы Румянцев – такая влюбчивая натура! – ещё не нашёл себе новую музу. В письмах Геннадиос уклончиво писал об этом, но Ксения оставляла эти строчки без ответа. В конце концов, уже много лет сердечные дела Димитриоса никак её не касались, и не сказать, чтобы её очень это огорчало…
– На палубе так много народу, – нарушил её уединение жених и подхватил какого-то ребёнка на руки, чтобы тот смог рассмотреть берег. – Ты видишь? Даже детям неймётся!
Мать мальчика на все лады извинилась перед кириосом, когда её малыш с криками: «Митера, смотри, чайки!» захлопал в ладоши и чуть не сшиб с глаз доброго дяди очки. Артемиос располагающе улыбнулся и, поправив очки на переносице, растроганно обернулся на Ксению.
«Я буду прекрасным отцом, ты так не считаешь? – кричал его ласковый, всегда добрый и услужливый взгляд. – Припозднился я с ними!.. Это правда… Зато теперь я ни о чём не мечтаю больше!».
Артемиос Персакис слыл в Афинах завидным женихом, хотя в свои тридцать шесть ещё ни разу не был женат. Поговаривали, что новый греческий король Оттон Баварский благоговел к Персакису и после женитьбы обещал пристроить его на хорошую должность при дворе. Его величество отличался сентиментальностью и всегда держал поблизости старых друзей, а Артемиосу посчастливилось как-то раз оказать ему помощь во время своих морских путешествий по Германии и Италии. Там Персакис – бывалый моряк – зачастую останавливался в разных портах, а некоторые из них знал как свои пять пальцев. Молоденьким юношей король весьма симпатизировал грекам, и, когда один из них оказался так любезен, что, не зная его личности, предложил ему переждать сильный венецианский ливень под своим скромным, но гостеприимным кровом, накормил неизвестного путника ужином и даже отдал
