свои дефекты – и явные, и воображаемые. Пока не понял, что некоторые виды уродства могут быть полезными. Но Ивана больше заинтересовало кое-что другое.
– Слушай, с тобой пес был. Страшный… как и ты… – он ухмыльнулся. – Можно его забрать?
Я вспомнил про Цербера и на мгновение обрадовался – он жив, и он здесь. Сейчас чудище было единственным известным мне существом в радиусе тысячи километров. Я понял, что именно Цербер спас меня от взрыва, и именно он лизал мой нос перед тем, как явился вертолет.
– Так что? – переспросил медик, заметив, что мои мысли устремились куда-то далеко.
– Цербер – мой. Это мое животное.
– Как скажешь, – он вздохнул. – Правда, он с нашим котом подрался, и Сидоров теперь требует отправить его на блокпост. И на медчасть животных не пускают… ладно, отдыхай, – пожелал он, быстро что-то вкалывая мне в локтевую вену, хотя я пытался ему помешать.
Иван пошел к двери, и мое затухающее сознание отметило странность его походки – а затем и то, что одна из его ног является блестящим металлическим протезом. Я погрузился в темноту, наполненную стрекотом краклов. Казалось, что эти звуки доносились из вентиляции, но этого просто не могло быть. Уверен, что худшие из кошмаров просто питались моими воспоминаниями.
****
В лучах заката поместье выглядит богатым и роскошным. За конюшней, под развесистой липой, стоит турник, и отец поднимает его, чтоб он мог ухватиться. «Тянись, – говорит он мальчику, – тянись, что есть мочи. Иди напролом или навсегда останешься вязким вонючим дерьмом. Шаг за шагом иди к своей цели… ты либо молот – либо наковальня».
Мальчику девять. Он старается подтянуться, но тело слишком тяжелое, а железная перекладина выскальзывает из маленьких ладошек. Он срывается с турника и падает на утоптанный грунт – больно подвернув ногу. Отец не ловит его – наоборот, он снимает ремень и бьет три раза – по чем попало. Мальчик закусывает губу, чтоб не заплакать, иначе будет еще хуже.
«Слабак. Ты слабак. Ты хочешь вырасти неудачником? Размазня! Я вычищу твои мозги и заставлю тебя стать лучше! Самым крепким! Самым жестким! А если ты слабак – Я ВЫБРОШУ ТЕБЯ НА ПОМОЙКУ!»
Мальчик знает, что угрозы полностью реальны. Они давно остались одни с отцом, уже прошло две зимы, как мама умерла. И отец его убьет, рано или поздно, ибо мальчик никогда не сможет подтянуться на турнике.
Его зовут Саша, но он ненавидит это имя, потому что это бабское имя, и отец так его никогда не называет. Отныне ты Андрей – сказал отец, хотя это совершенно другое имя. – Ну и что? – ответил отец, – Александр – Алекс и Андр… конечно, откуда ты можешь знать? То мать тебя называла Сашулей – но это бабское имя. И вообще, ты что, споришь со мной?!
Нет, конечно, он не спорит. Он давно знает, что этого нельзя делать – чтоб не было больно. Он старается избегать боли изо всех сил, но все же боль преследует его по жизни. Как тогда, так и сейчас: когда он лежит связанный на операционной кушетке, напичкан морфином, и его называют уже не Александром-Сашулей,
