успокаивающим тоном сообщил верзила. – Меня зовут Зенон. С нами в вагоне – сам священный приор Стикс, – он поклонился плешивому богомолу. – А это – пастырь Дионис, – он показал на блондина с уроборосом. – Расскажи нам, что произошло. Постарайся все вспомнить, это очень важно.
Гермес задумался, как подать информацию. Приоры были кормчими, они составляли Коллегию, управляющую Синдикатом. И сейчас вдруг оказалось, что он держит ответ перед одним из них. После провала. Фактически, это как пройтись по лезвию ножа, не порезавшись.
– Ну же! – пастырь Дионис нетерпеливо приподнял правую ладонь с огромным изумрудом на среднем пальце. – Клянусь Апокалипсисом, не всегда молчание – золото!
– Надо ведь думать, что говоришь…
– Вы с Арго умудрились провалить миссию, – высокий блондин занервничал. – И теперь нас интересует только то, где Ковчег.
Синдик попытался приподняться в постели и вдруг осознал, что не может этого сделать: не только из-за препаратов – он был «зафиксирован».
– Ковчег у парня. Высокий лапоухий выродок.
– Как его найти? – пастырь с уроборосом подошел ближе.
– Он где-то в Межнике. Там стая нечистых, поэтому он не мог уйти ночью.
Старейшина Стикс, плешивый богомол, подался вперед, его голос оказался красивым и высоким – что не могло утаить интонации властности и жесткости.
– Если Ковчег у него, то он может не бояться нечистых. Проклятье! Вы с Арго все испортили!
– Арго погиб! И я здесь привязан, как будто не оперативник Синдиката, а арестант! – возмутился Гермес. – Ищите крайних в другом месте. Буревестник, например, мог лучше спланировать эту часть миссии.
Стикс с Дионисом умолкли, синхронно подняв брови. В вагоне зашипело, и раздался громкий раздраженный голос.
– Трусливый пес, как ты смеешь обсуждать священных приоров, творящих промысел Божий? Как смеешь говорить богомерзкие вещи?! – Гермес с удивлением понял, что это был Буревестник. Так значит, блондин включил радиосвязь…
– Ты показал недостаточное усердие. Эгоизм и чрезмерное себялюбие, – голос за кадром с каждым словом все больше превращался в глас сурового проповедника, готового принести в жертву недостойного послушника.
Агент физически ощутил возмущение всех нервов. Он не доверял этому старейшине, давно отсутствующему в Синдикате, и творящему какие-то свои делишки черт знает где. «Буревестник» – это был его творческий псевдоним, так сказать. Официально он был «святым отцом Захарией».
– В произошедшем виноваты все. Не только наша группа. И Вы тоже, – возразил Гермес.
– Ты упорствуешь… – в голосе Буревестника просквозило раздражение. – Это гормоны, поверь. Они сводили с ума и более ответственных богобратьев. Я надеялся, что у тебя есть будущее.
– Будущее? Как у Сергея? Или как у Арго?! – Гермес почувствовал сладкий вкус бунтарства и даже пытался приподняться, чтоб
