не была типичной бабушкой, проводящей вечера в детской за книжками, и единственное, что передала внучке за тринадцать лет ее жизни, это гладкие густые волосы цвета горячего шоколада. В редкие же встречи она не упускала возможность дать урок в привычной для себя чванливой манере.
И вот, она лежала на диване и смотрела ввалившимися глазницами в одну точку. Мелани казалось, что жизнь наказывает Джаки за грехи, совершенные при жизни. И именно страх подобной расплаты заставлял ее переступить через собственные желания и обслуживать фактически чужого человека.
Спустя час она вышла на остановке, перешла дорогу и, поднявшись по ступеням, столкнулась в дверях с отцом.
– Что-то ты задержалась, – недовольно буркнул он.
– И тебе здравствуй, папа!
Он молча кивнул и потер затылок.
– Я не успел вымыть за собой посуду, но покормил Джаки. Переверни ее через час на другой бок и сделай массаж.
– Но, пап…
– Я опаздываю. Если что-то понадобится – звони.
Эта фраза раздражала Мелани больше всего. Потому что была бесполезной, как мыльный пузырь. Она могла оборвать трубку, но ничего бы не изменилось.
Мелани вошла в дом, оценила обстановку и тяжело вздохнула. В этот раз она надолго застряла. Первым делом убедилась, что старушка находится ровно там, где оставил ее отец. Затем натянула фартук, перемыла всю посуду. Посудомойкой Джаки так и не обзавелась, считая технику причиной бедности африканских детей. У нее и аргументы имелись, вот только она их не озвучивала.
Мелани вытащила из кладовки пылесос, вычистила оба этажа, заглянув в каждую комнату. Это было не обязательно, но совесть не позволила ей оставить за собой грязь. Увидев заляпанные окна, она взялась за тряпку и распылитель. Мелани чувствовала на себе пристальный взгляд старушки и знала, что даже в эту самую минуту та смотрит с упреком, мол, делаешь неправильно.
Часом позже она подошла к Джаки и с трудом перевернула располневшую женщину. Та не издала ни звука, продолжая редко моргать.
«Господи, если я не сделаю массаж, в старости ты сделаешь со мной то же самое?»
Сочтя молчание Всевышнего за положительный ответ, девочка зажмурилась и протянула руки. Даже сквозь ткань домашнего платья, она ощущала вспотевшую рыхлую кожу Джаки.
«Молю тебя, Господи, сотри это из моей памяти!»
Но по иронии судьбы, именно эти воспоминания преследовали ее после смерти старушки. Джаки умерла ровно через две недели, не дожив до своего восьмидесятилетия около месяца. И девочка не могла врать самой себе, что не испытывает облегчения. Жизнь вернулась на круги своя, вот только главную роль в школьном спектакле уже отдали Трейси.
Поворотной точкой стало другое событие. Мысли о нем грызи сильнее, нежели память о старческой плоти.
Это произошло на втором году обучения в институте. Мелани вернулась домой раньше
