сказал я, указывая Аяе пригорок, на котором Арий прежде прятал самолёт, когда мы с ним были здесь.
– На гору?.. – переспросила Аяя. – Это, конешно… прекрасно… как бы только сесть теперь на энту гору… взлететь – это одно, это куда легче, чем теперь… на плоское-то место надо ещё суметь, а на гору… это… н-да… – проговорила она, раздумчиво, самой себе, но потом, будто вспомнила обо мне, и улыбнулась, посмотрев на меня: – Но ты, Эрбин, не бойся, ежли что, я тебе упасть-то не дам, ты не волнуйся.
О как! упасть она мне не даст… она, что же, сильнее Арика?..
– Да где мне, не сильнее, конешно, но я же говорила тебе, ты мне очень помогаешь… даже не знаю, как сказать и сравнить с чем… как солнце цветку, али вода – мельнице.
Если бы Арик мне такое сказал, я бы не удивился, мы всегда были частью друг друга, но она… я всегда прежде только вредил ей… потому и моя любовь к ней была какой-то болючей занозой, как желвь, как болезнь, изводящая бестолковой болью, и стыдно было за себя, и отказаться не мог…
А теперь… А теперь, я не знаю, что. Я даже не понял ещё, что она такое стала теперь, но совсем иначе всё, когда не отторгает и страшным врагом не почитает меня. Ведь получается, для неё мы впервые встретились. Так может… всё по-иному теперь будет меж нами? Я разволновался от этой мысли.
Меж тем, мы приблизились к горе, я приготовился к тому, что самолёт, и верно, может упасть в бездну, весь подобрался, мешочки с золотом в руки взял, ежли самолёт провалится в пропасть, так хоть самое нужное добро останется при нас. Самолёт завибрировал, потому что Аяя опустила крылья, как научил её Арик, и ветер стал супротив нам. А я думал, закрыть глаза или лучше всё видеть, чтобы…
Но пронесшись над горой, она взмыла снова в высь, и стала снова поворачивать нашу птицу.
– Не бойся, Эрбин, примерюсь токмо… сам подумай, как ниткой в игольное ушко попасть… да ещё и без сноровки… – проговорила она, уже не глядя на меня, оборачиваясь по сторонам, вниз, что она там высматривает, мне невдомёк, но ей-то понятно, сосредоточилась.
Мы ещё трижды снижались над округлой вершиной, пока она всё же, закусив губу и нахмурившись, приземлила нашу на гору. Встал, наконец, самолёт, прогрохотав немного по мелковатым камням, кочкам и остановился, намного быстрее и резче, чем это делает Арик. Я дёрнулся вперёд, едва не ударившись грудью, и с облегчением выдохнул. А Аяя уже выскочила из самолёта.
– Ох… ну хоть ноги поразмять… – сказала она, оборачиваясь на меня. – Тоже устал, поди? Вылезай.
– Да я-то, тоже, а вот ты… цельные сутки, уже больше… не устала?
– Так лететь-то легко, Эр, не ногами по земле, вона, сколько вёрст… а тут, легли на ветер, и несёт он, будто на руках лёгких.
Я выбрался тоже. Ох, ноги и верно, затекли, и спина тоже.
– Ты это всерьёз? – спросил я с изумлением. Арик значит, совсем иначе летает? Или это он со мной, как с гирей шестипудовой, а она…
– А мне ты как ветер упругий под крылья! Славно, – засмеялась Аяя.
