дверь, она была закрыта! И окна тоже!
А дом? Почему дом его пустил?!
Прикасаюсь к обветшалому дереву, но оно холодное, и будто мёртвое… Неужели мне беседы, камин сам по себе разгорающийся, и тетрадь тётушки – всё это привиделось? Почудилось просто от усталости?
Да нет же! Не могла же я умом тронуться за какой-то один день? Или могла?
Вновь скрипят половицы, и я подпрыгиваю на кровати. Лихорадочно осматриваю комнату и хватаю первую попавшуюся деревяшку, что некогда служила балясиной у парапета лестницы.
Допустим, я сошла с ума, вот только это не отменяет того, что мне нужно выдворить из дома неведомого гостя. Или хотя бы выбраться из дома самой, а там, на улице, можно кричать и визжать, чтобы привлечь внимание честного люда. О том, что в сером квартале таких жителей нет вовсе я стараюсь не думать.
Сердце колотиться быстро-быстро, но я выхожу из комнаты и останавливаюсь наверху. Замираю, лишь на мгновение, и храбро, насколько это вообще возможно, иду вниз.
Шаг, другой, третий. Лестница молчит, под ногой не скрипит ни одна доска, не шуршит слезшая краска на ступенях.
Неизвестного гостя не видно и не слышно. Спускаюсь вниз, смотрю на приоткрытое окно и уже делаю шаг к нему, видя в нём своё спасение, как позади меня кто-то кашляет и буднично, вполне себе спокойно, спрашивает:
– Кто вы такая?
Сердце ухает куда-то в пятки и я с диким криком, что оглушает меня саму, замахиваюсь деревяшкой и бью наотмашь. Удар выходит глухой, а вслед за ним, неизвестный посетитель удивлённо, как мне почудилось, крякает и… падает к моим ногам.
Я вновь кричу, разом перепрыгиваю через упавшего мужчину, и бегу к двери. Распахиваю её, выскакиваю на скрипучее крыльцо и… замираю. Палисадник, и так имевший вид не особо благопристойный, вовсе подурнел. Корявые ветки срослись между собой, образуя глухую непроходимую стену, настолько плотную, что улицу Серого квартала никак не разглядеть.
Похоже, умом я всё же тронулась…
Последнее, что помню, это подступившую к самому горлу дурноту и стремительно раскачивающееся небо. А ведь я и подумать не могла, что однажды превращусь в кисейную барышню.
Что-то скользкое и довольно холодное касается лица. Не противно, а напротив, довольно приятно. Освежающе, я бы сказала. Но говорить не хочется, как и глаза открывать, как и выбираться из кокона темноты, где так приятно и совсем не страшно.
Потом, совершенно неожиданно, ха-ха-ха, вспоминаю об обстоятельствах, загнавших меня в этот уютный кокон, и не только глаза сразу открываю, но ещё и вскакиваю, чтобы тут же с подозрительным звоном столкнуться с чьей-то посторонней макушкой.
– Ай!
– Ш-ш-ш!
Раздаётся одновременно.
Дабы не причинять себе очередную порцию боли, отползаю так быстро, как это вообще возможно в положении лёжа на спине.
– И откуда в худосочной истеричке столько сил? – раздражённо
