style="font-size:15px;"> – Только не кричи, у меня со слухом всё в порядке.
Я сдуваюсь, как дикий огурец, если шлёпнуть по нему ногой, и бурчу, поднимаясь с пола:
– Живу я тут.
В предрассветной полутьме лицо мужчины кажется каким-то серым, и глаза будто белесой плёнкой затянуты. Да и сам его вид намекает на болезнь, в могучем теле притаившуюся. Отчего-то страх, до сей минуты всё ещё сжимающий сердце настырными щупальцами, гаснет. А на его месте появляется несвойственное мне желание помочь.
Нет, на меня и раньше, бывало, находили приступы неведомой добродетели, но направлены они были на людей знакомых, а никак не на первых встречных, к тому же влезших ночью в мою обитель.
Да только какими бы ни были правильными доводы разума, желание это никуда деваться и не подумало.
– Давно? – незнакомец хмурится, покачивается и кое-как хватается за стену, пытаясь удержаться на ногах.
– Так вчера заселилась, – лепечу тоненько, здраво опасаясь, что вот прямо сейчас этот внушительный, а по делу просто малохольный неудачливый грабитель рухнет тут замертво. А мне потом перед стражами порядка оправдывайся, откуда в доме вновь прибывшей в столицу феи труп взялся.
– На каком основании? – хрипловато, явно с трудом бросает мужчина и таки оседает на пол. Правда сознание не теряет, а всего лишь дышит часто и со свистом.
– Я в наследство его получила, от тётки, – говорю тихо, успокаивающе даже, а сама подбираюсь ближе. Зачем? Сложно сказать… Целителем я никогда не была, а и поди вот так разберись, отчего эдакому детине плохо. Но не бросать же его вот так, как есть?
Мужчина дышать хрипло перестаёт, замирает, а потом глаза открывает резко и подаётся вперёд, хватая меня своими здоровенными ручищами за хрупкие плечи.
– Дайана тётка твоя? – и столько непонятной радости в его голосе, что я пугаюсь пуще прежнего и думаю, что идея с помощью не зря с самого начала казалось мне провальной. Он же просто сумасшедший!
Руки я его осторожно с плеч снимаю, при этом стараюсь улыбаться, чтобы не дай боги не оскорбить душевнобольного, и признаюсь, отползая чуток назад:
– Она самая.
Уточнять, что об этой родственнице я узнала всего лишь сутки назад, не стала. Отчего-то мне кажется, что эта новость ему вовсе не понадобится. Но… Лучше бы сказала, тогда бы может быть избежала угрожающе-просящего:
– Приготовь отвар из черноягоды! Сейчас же!
Лапищи его вновь на моих плечах оказываются, а я… Я с трудом сглатываю ставшую вязкой слюну.
Молчу. А что ещё мне остаётся делать?
– Ну! – встряхивает меня так, что зубы клацают.
Приходится сознаваться.
– Не умею я.
Пару мгновений тишины и удивлённое:
– Как это?
Казалось бы, что непонятного в трёх словах «не умею я»? Всё же ясно, как белый день, но нет же, ему разжевать надо.
– А
