еще. Вот уже два года, как я про себя сделал выбор относительно вас в качестве зятя; вы мне нравитесь, как только я вас увидел, вы приобрели мою симпатию, и затем возникло это желание. Каждый день вы подавали мне милостыню на мосту Святого Георгия, где я сижу, и каждый день, зная ваше непрочное положение, я говорил себе: «Должно быть, его сердце склонно к благотворительности и его душа – к добродетели, чтобы столь быть приверженным одному из самых добрых предписаний христианской религии!».
Мое изумление было безгранично, когда я увидел, что этот человек знает не только мое имя, но и все самые интимные подробности моей жизни. Страсть, что я таил в сердце, мешала мне принять эти столь выгодные предложения, было еще обстоятельство, которое я не стал ему раскрывать. Щедрость его поступка заслуживала, однако, полной откровенности, и я должен был, прежде всего, избегать его ранить. «Я проникся до глубины души размерами богатства, которое вы мне предлагаете, – ответил я ему, – но мне непозволительно стать его счастливым обладателем. Я должен с полной откровенностью доверить вам мотивы моего отказа. Я не в том положении, чтобы можно было думать о женитьбе». Он несколько мгновений хранил молчание. «Мой дорогой сын, – ответил он мне наконец, – я разочарован вами». Я провел остаток дня с отцом и дочерью, и все это время и тот и другая состязались в дружелюбии. Я настолько был покорен другой женщиной, что предпочесть ее этой судьбе казалось мне вещью самой естественной. Я не замедлил вскоре раскаяться, но было слишком поздно. Менее чем месяц спустя это очаровательное дитя вышло замуж за венецианского патриция, который выбрал своей резиденцией Вену; мне дано было позднее встретить их в Вене и жить, близко общаясь с ними во время моего пребывания в этой столице.
IX
После дня, проведенного в спокойной семейной обстановке, я вернулся, немного поздно, к себе; меня ожидала сцена иного рода. Я нашел ту, которой только что принес себя в жертву, в приступе неистовой ревности. В таких случаях эта женщина бывала необычайно груба; увидев меня, она запустила мне в лицо бутылку чернил. Инстинктивным движением я протянул руку вперед, чтобы защититься; осколок стекла поранил меня так глубоко, что в течение месяца я не мог пользоваться правой рукой. Я решил, что этим ограничится продолжение этой сцены; я ошибался; она проскользнула в мою комнату, когда я спал, и взмахом ножниц отрезала кудри, что лежали у меня на шее, и так ловко, что только утром, при моем пробуждении, я заметил, что, новый Самсон, я встретил свою Далилу. Ее единственной целью было удержать меня дома, она этого добилась. С какого-то времени одна знатная дама взяла меня учителем своих двух детей; она щедро мне платила и общалась со мной с уважением. Мое состояние не позволило мне выходить, она имела любезность прийти самой и справиться о причине моего отсутствия. Она скоро догадалась о ложном положении, в котором я находился, и результатом ее наблюдений было то, что меня уволили. Потеря этой работы была для меня
