прицеливаться, настраиваться… У кого он только им научился? Не на собственном же опыте? Ведь каждый раз это была самая настоящая пытка! И даже добрая Таня, которая всегда защищала маленького Фурмана от своего озабоченного братца, ничего не могла с этим поделать. Потому что хитрый Вовка на каждом шагу предлагал Фурману поспорить с ним, а любой, даже самый безобидный спор в силу естественной разницы в возрасте неизбежно заканчивался Вовиной победой – и, соответственно, этими чудовищными щелбанами.
– Да я их как сейчас помню! Небось до сих пор отпечатки видны, а? Видны?.. – поддал жару Фурман. – О бедных Вовиных пальцах я уж молчу. Вообще непонятно, как ему после таких ударов удалось стать художником? Другой человек и лопату-то с трудом смог бы ухватить. Может, он рисует, держа кисточку ногой? Или во рту?..
Публика казалась смущенной, и Фурман заторопился:
– Короче, очень любя Вову, я по трезвом… или, наверное, лучше сказать – по зрелом размышлении готов признать, что да, он прав: в детстве я, возможно, действительно «был голова». Ему, конечно, видней. Прошедшее время глагола тут вполне уместно, и Вове, безусловно, есть чем гордиться. Предлагаю выпить за этот маленький Вовин успех и пожелать ему новых, не менее славных успехов – но только уже с другими людьми, если можно. Ура!
Все завороженно чокнулись. Секунд через десять до пары слушателей понемногу начал доходить смысл шутки, и они, выпучив глаза, принялись путано объяснять его остальным.
– Ну, Сашка, ты даешь! – сказала Таня. – Я от тебя такого, если честно, не ожидала. Пожалуй, за это дело придется еще выпить. Налейте-ка мне!
– Вот видите, а я что вам говорил?.. – скупо улыбнулся Вова и, подмигнув Фурману, удалился.
Из вежливости Фурман решил еще немного посидеть в этой гостеприимной, но очень быстро и бессмысленно спивающейся компании. В какой-то момент к нему сзади незаметно подобралась Таня и горячо зашептала на ухо: «Сашка, ты не обидишься, если я на правах твоей старшей сестры сделаю тебе комплимент?» Осторожно кивнув, Фурман услышал, что среди всех этих занудных старперов, сумасшедших художников и прочих подозрительных Вовкиных друзей он выглядит единственным нормальным человеком. И костюмчик сидит на нем просто отлично (последнее Фурмана особенно обрадовало). «Я тебе даже больше скажу, раз уж пошла такая пьянка. Ты здесь самый красивый парень. Серьезно, Сашка, я тебя не обманываю, – приговаривала Таня. – Можешь мне поверить, я в этих делах, слава богу, кое-что понимаю… Я уж не говорю о том, что ты здесь самый умный – да ты наверняка и сам это понимаешь… Поэтому давай потихоньку от всех выпьем – за тебя, Сашка!.. Нет, сейчас за тебя! А теперь – за нас!.. Ну-ка, плесни мне чего-нибудь…»
Вернувшись в свое кресло, Фурман ошалело долистал альбом с желтовато-землистыми и зеленовато-перламутровыми в алых всполохах человеконенавистническими видениями Босха и понял, что ему надо немножко проветриться.
В прихожей
